Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

Наоборот, – за исключением редких отдельных групп и людей, Запад со снисходительным вниманием отнесся к кровавому опыту коммунизма в России, ожидая от него плантаций райских древес Жизни и нового слова, которое примет характер всемирного Логоса. Несмотря на зверское истребление духовенства в России, западные священнослужители на конференциях пожимали руки московским безбожникам; не глядя на подавление коммунистами свободы творчества, западные эстеты – футуристы, кубисты, и символисты приветствовали своих футуристических русских товарищей с радостным их переходом под высокую художественную руку Москвы.

А, между тем, какой гул негодования и какая буря протеста охватила бы западный мир, если бы в результате революции в Москве появился какой-нибудь фанатичный неуравновешенный царь, сковавший народную жизнь по методу средневекового католицизма, декретировавший каждый шаг гражданина, подчинивший своей воле своих приближенных каждую личную мысль, каждое личное желание, каждое личное творчество подданных! Наверно не выдержал бы Запад такого попрания священных свобод, ополчился бы всей своей мощью, и, быть может, объявил бы новый крестовой поход. Без эмблемы креста, разумеется.

А против большевиков – нигде ничего. Все тихо и мирно. Нет Петров Амьенских. Нет Ричардов Львиных сердец.

Потенциальный большевизм Запада обнаружил свое полное сродство с кинетическим большевизмом России.

Ясно, что при такой психологической близости Запада к советской Москве коммунистическая власть быстро стала укрепляться, получая политическое признание со всех сторон. Демократические народы, обожествляющие священные права человека, свободы личности, слова, печати, собраний, верований, стачек и творчества, – при содействии масонов, христианских жрецов средневекового типа и модернистов-эстетов охотно пошли навстречу новому небывалому строю, отрицающему и права человека, и свободы всяческих видов – от верований до стачек включительно.

Но в результате обнаружилось нечто неожиданное, нечто тревожное: получив большевизм из Европы, Москва с такой энергией развила производство этих новых идей, что сама с благодарностью стала экспортировать заграницу фабрикаты своей экспансивной идеологии.

Огромный потенциал большевизма в Москве и малый потенциал его в западных странах при своей разности создал такую электродвижущую силу, что коммунистические токи высокого напряжения мощно двинулись на Европу и на изоляционистские Соединенные Штаты.

Эти московские токи, при соответственных трансформаторах, коммутаторах и изоляторах могли свободно давать Западу новый коммунистический свет на какое угодно количество ватт; зажигать в людях новые машинные чувства, желания, мысли; конденсировать рабочие массы в выступлениях против патронов; создавать аккумуляторы для питания национальной и классовой розни.

Прошло около двадцати лет между первой великой войной и второй. И как сказалось на Западе это влияние! В отдельности ни позитивизм, ни теоретический материализм, ни равнодушный к Богу атеизм, ни практический утилитаризм, ни модернизм с эгоцентризмом и нигилизмом за сто лет – не могли довести Европу и Америку до того моральная уровня, до какого они дошли за двадцать лет психологического и политического общения с советской Москвой.

Вторая мировая война была уже не просто войной. Это уже не блуждания армий по земле и флотов по водам. Это не опустошенные тропы прохода вражеских войск, которые можно определить только на картах с крупным масштабом. Это не войны Наполеона, Валленштейна, Цезаря, Помпея, Александра Македонского, Ксеркса и Дария… Это вообще не война, а большевицкое массовое истребление людей, с презрением к народам и к личности, с превращением целых стран в голодный концентрационный лагерь, с пытками населения в подвалах-убежищах, с уничтожением городов и памятников духовной культуры. Это пример того, как передовые большевики с авионов в Средней Азии истребляют саранчу.

Психологический большевизм создал Гитлера. С его закабалением личности во имя безбожного государства, с его разделением подданных на чистых и на нечистых, только не по советскому признаку класса, а по национал-социалистическому признаку расы. Те же черты языческого отталкивания от христианского мироощущения, от христианской морали. И во главе – тот же обоготворенный бесстыдно-красующийся Вождь, Отец народов, великий по власти, вездесущий со своею пятою, всеведущий со своим Гестапо, подобием ГПУ… Вполне восприявший советскую тактику расправы с вредными для него элементами, гитлеровский большевизм уничтожал евреев в газовых камерах, как московский большевизм ликвидировал в своих камерах не газом, а пулей – офицеров, буржуазию, духовенство. И он же, большевизм Гитлера, при завоевании России обрекал население на голод и на нищету точно так же, как сами большевики при захвате Российского государства создали голод и нищету на всем протяжении покоренной Империи.

Но, все-таки, гордость этим одним своим германским учеником была бы для коммунистической Москвы неполной, если бы западные союзные державы сами тоже не проявили со своей стороны подражания Москве и во время войны и после заключения мира.

Целое столетие понадобилось Западу для моральной подготовки к воздушным бомбардировкам, к уничтожению мирного населения, к сметению с лица земли целых городов, в роде Дрездена или Хиросимы. Пришлось учиться и утилитаризму, и материализму, и атеизму, и эгоцентризму, чтобы дойти до сознания допустимости таких действий в изысканной культурной среде, чтобы перестроить классическую рыцарскую военную этику в большевицкую нравственность уголовных убийц.

И как много понадобилось Западу юридических факультетов, учебников по философии и по энциклопедии права, чтобы на ялтинской конференции отдать в рабство московским друзьям чужие беззащитные страны, чтобы в конце концов заключить мир с Германией без всяких условий! При помощи восточного тоталитарного большевизма западный психологический большевизм судил по новой своей юриспруденции расистский большевизм, центрально-европейский.

И под влиянием модернизма в морали, при свете теории относительности Эйнштейна, при существовании метагеометрии, при отрицании логики в физике, при фрейдизме в психопатологии, при экзистенциализме в философии, при кубизме, футуризме и сюрреализме в искусстве – был создан для суда в Нюрнберге особый закон, имеющий, не в пример всей прошлой цивилизации, силу «обратного действия».

По этому закону, при полной инсценировке судебной процедуры, были среди прочих повешены главнокомандующий германскими армиями и министр иностранных дел. Обвинителем же состоял советский прокурор, отправлявший в свое время российских поклонников Запада на смерть как презренных гадюк.