Михаил Талалай - Было все, будет все. Мемуарные и нравственно-философские произведения

И в тех сторонах жизни, которые связаны с развитием инстинкта, человек тоже был далеко не впереди остальных соседей на земле. Пользуясь готовыми пещерами, не научился он рыть подземные галереи с особыми камерами, подобно медведкам; в создании жилища никогда не достигал совершенства муравьев, устраивавших особые помещения для хранения провианта и содержания тлей, или роскоши термитов, снабжавших свои постройки особыми сводами для вентиляции воздуха. Не дошел он даже до мудрости кротов, выкапывавших в своих подземных ходах особые колодцы-цистерны.

И в социальном инстинкте первичный человек не проявлял ничего выдающегося. Он мог видеть, как, соединяясь в огромные массы, пчелы строят свое благополучие; мог наблюдать, как сообща трудятся муравьи, распределяя между собой трудовые повинности. Точно также не обнаруживал он определенных семейных инстинктов. На его глазах птицы умеренного климата – сороки, аисты, ласточки, воробьи, голуби – жили парами; птицы экзотического происхождения – петухи, страусы, казуары – наоборот, не создавали семьи; а у человека определенного семейного образа жизни не было. Люди иногда жили семьями, как обычно живут гориллы, жили и общинами-стаями, как это делают шимпанзе. Семейное начало, по всей вероятности, преобладало у человека в периоды холодов, когда ледники загоняли его в пещеры, способствуя моногамическому образу жизни; межледниковые же периоды выводили людей на открытые стоянки и своим теплом способствовали экзотическим свободным общениям.

Таковым, в общем, было положение первичного человека в окружающем его органическом мире. Нельзя сказать, что положение это делало его пасынком земной природы. Но нельзя также говорить, что он проявлял тогда качества будущего повелителя всего живого на земле, на воде и в воздухе. Казалось бы, судя по внешним признакам, никакой особенной карьеры на земле человеку сделать не удалось бы. Естественно, первенство должно было выпасть на долю животного или самого сильного, природно-вооруженного, или самому организованному в смысле общественном, или самому богатому полезными для жизни инстинктами.

Но подобное срединное положение человека оказалось, в конце концов, для него выигрышем. Бессознательно поставив ставку на интеллект, он мог развивать его свободнее, чем многие другие существа. Если бы, проявив в себе эволюционный порыв, человек вооружился рогами, или электрическим приспособлением ската, или клыками кабана, или кооперацией муравьев и термитов, – его умственная деятельность, как у большинства животных, постепенно перешла бы в свою омертвелую форму – инстинкт.

Ведь ограниченность буйвола именно в главном ее достижении – в рогах. А жалкая дикость вепря – в клыках. Буйволу, полагающемуся на свою телесную мощь, никогда до скончания веков не выйти из круга буйволиных возможностей. Серна всегда будет эволюционировать только в сторону легкости бега. И муравьи, добившиеся искусства сложных работ и разделения функций, никогда не выйдут из однообразия механизированых навыков.

Все эти специфически приспособившиеся живые существа уже не имеют никакой будущности в смысле развития интеллекта. Их можно сравнить только с узкими специалистами нашего цивилизованного общества, которые в своих профессиях тоже вырабатывают автоматизм действий, составляющих основу в образовании инстинкта. Всякий специалист, механизируя свои функции, понижает у себя живость и остроту интеллекта. И если так происходит с муравьями, пчелами и термитами, то так несомненно происходит и с фабричными рабочими, с бухгалтерами и даже с профессорами высшей математики.

Разумеется, не один только первичный человек обладал сознательностью действий и интеллектом. В большей или меньшей степени эти качества проявляли и окружавшие его представители животного царства. Едва ли в нынешнее время кто-либо согласится с мнением Декарта, будто животные «только автоматы, хотя и несравненно совершеннее всякой машины, сделанной человеком». Наличие ума у животных признавали уже и Бюффон 327 327 Граф Жорж-Луи Леклерк де Бюффон (Georges-Louis Leclerc de Buffon; 1707-1788) – французский натуралист, биолог, математик, писатель. Придерживался идеи о единстве животного и растительного мира. , и Реомюр 328 328 Рене Антуан де Реомюр (Rene Antoine de Reaumur; 1683-1757) – французский натуралист, энтомолог, физик, математик. , и Аркуссия 329 329 Шарль д’Аркуссия (Charles d’Arcussia; 1545-1617) – французский натуралист. . А в последнее время Вундт даже утверждал, что у многих живых существ «сознание проявляется раньше, чем у человека» при появлении на свет.

Конечно, у разных животных интеллект обнаруживается не в одинаковой степени. Существа, живущие в воде обычно слабо развиты интеллектуально; киты, дельфины, тюлени не могут похвастаться особым умом. Среди жвачных выше всех по интеллекту считаются коза и верблюд; из грызунов наиболее интеллектуален бобр. Что же касается слона, то, по мнению Вундта, его с большим правом, чем обезьяну, можно считать наиболее приближающимся по уму к человеку.

Но все эти различия в обладании интеллектом вовсе не значат, что одни животные глупее или умнее других. Благодаря интеллекту они могут быть только более или менее приспособленными к внешним условиям.

В сущности, что такое интеллект в биологическом его значении? Это – сознательная способность к ориентировке, нечто в роде универсально-защитного органа, могущего дать в любую минуту и при всех обстоятельствах преимущество в борьбе за жизнь. По определению Бергсона, интеллект представляет для духа то же, что ухо или глаз для тела. Он заменяет животному и зоркость зрения, и чуткость слуха и дает организму гораздо большие преимущества в самозащите, чем застывшие в своих функциях рога быка или клыки кабана.

Однако, мы впадем в большую ошибку, если со свойственной нам культурной логикой припишем первичному человеку те качества интеллекта, которые выработались у него впоследствии под влиянием речи. Первичный человек был еще homo alalus, человек «неговорящий». У него не было дискурсивного мышления, не было силлогистических посылок и заключений. Мышление его не связывалось искусственными звеньями слов и понятий. Как и у прочих животных, только в более значительной степени, оно происходило не «линейным» путем, а экранным; не цепью нанизанных друг за другом суждений, a целостной картиной всех данных в совокупности элементов восприятия. В этой целостно-данной картине интеллект разбирался как бы общим «взвешиванием» обстоятельств полезных и вредных.

Если, отправляясь на поиски чего-либо съедобного, первичный человек попадал в опасное положение, натыкался на враждебного зверя или на препятствие к продолжению пути, он в создавшейся вокруг него обстановке одновременно учитывал все благоприятные и неблагоприятные стороны возможного решения и делал вывод для соответственного действия. По внешней форме действие это было подобно рефлексу; на самом же деле тут имел место не рефлекс, а примитивный мыслительный акт со свободой выбора для поведения. Это был своего рода рефлекс интеллекта.