Андрей Шляхов - Главврач

Уходить от Женечки в свой кабинет не тянуло, несмотря на то что в нем стоял удобный диван, и имелся отдельный санузел. Константин начал поиски квартиры и завел новую пассию — сотрудницу заводской бухгалтерии, как две капли воды похожую на Нику, только звали ее не Вероникой, а Марией Сергеевной. Впрочем, после первой же близости, случившейся на том самом удобном диване, Мария Сергеевна превратилась в Машеньку. Константин любил называть своих женщин ласковыми уменьшительными именами. Исключение делал только для Ники, которая однажды вызверилась на «Никусю» так сильно, что чуть до ссоры не дошло.

Машенька была милой и нежной, ну совсем как Ника в добрачный период. Звала к себе, благо жила одна в двухкомнатной квартире, но Константину больше не хотелось совместного проживания. Одному жить спокойнее, да и чувства так быстро не притупляются. Опять же, Машенька была хороша для утех, но на спутницу жизни как-то не тянула, потому что характер у нее был слишком уж легкий. Не женщина, а мотылек, бабочка в свободном полете. Ненадежная, короче говоря.

В кадровом вопросе Константину предоставили полную свободу. Делай, что хочешь, только чтобы весь заводской контингент своевременно получал медицинскую помощь без длинных очередей. Избавиться предстояло как минимум от половины сотрудников, а по-хорошему — так процентов от семидесяти. Уволить такое количество народа разом было невозможно, а вот по два-три человека в неделю — вполне. Пока увольняемые отрабатывали две положенные недели, можно было подыскать им замену, тем более что Константин к приходившим устраиваться на работу особых требований не предъявлял, обращал внимание только на вменяемость. Были бы мозги на месте, а все остальное приложится. Если кандидат впечатлял особо, то Константин устраивал ему проверку на грамотность — просил под диктовку написать фразу: «На террасе близ конопляника вдова коллежского асессора потчевала Фаддея винегретом». Те, кто не делал ни одной ошибки, заносились в негласный кадровый резерв. Не только вменяемые, но и умные люди ценны вдвойне — их можно приближать и повышать, будучи уверенным в том, что они не налажают на ровном месте.

Пенсионеров Константин подкупал обещанием торжественных проводов с вручением благодарственной грамоты и ценного подарка. На подарки он не скупился, тем более что их оплачивал завод. Женщины обычно получали тостер или миксер, а то и кухонный комбайн, а мужчины — радиоприемник или наручные часы. Все приличное, хорошего качества, а не из разряда «тронул — и выбросил». Только двое из особо упертых пенсюков ушли со скандалом, а все остальные уходили тихо.

Пенсионера уволить легко, а вот с теми, кто пока еще не достиг пенсионного возраста, было сложнее. Приходилось разъяснять каждому в приватной беседе, что обновленной медсанчасти нужны новые люди. Простите, но с вами нам не по пути, так уж сложилось. Можно уйти по-хорошему, с гарантией похвальных отзывов, а можно и по-плохому, после трех выговоров, выбирайте, что вам больше нравится. Разумеется, не обходилось без жалоб — старая гвардия предпочитала хлопать на прощанье дверями. Жаловались в основном генеральному директору объединения, но особо активные писали и в министерство, и в мэрию. От всех наветов Константин отбивался благодарностями, которые писали довольные пациенты. В обновленной медсанчасти не хамили, не было длинных очередей, не терялись анализы и всегда можно было попасть к нужному специалисту если не сегодня, то, в крайнем случае, завтра.

При найме Константин предупреждал всех, что вторая обоснованная жалоба означает немедленное расставание, что в очереди не должно быть более трех человек (крутитесь, как хотите, но соблюдайте!) и что заводские пациенты важнее коммерческих, поскольку наша коммерция идет до тех пор, пока завод нами доволен. Вымогать с заводских разрешалось только одно — благодарности, причем желательно, чтобы писались они не на имя главного врача, а на имя генерального директора. При желании можно и в газету какую-нибудь написать, вдруг кто-то соблазнится позитивный репортажик о нашей конторе сделать, это не только приятно, но и полезно в смысле раскрутки.

Ксерокопии всех жалоб, адресованных в горние сферы, спускались Константину для проработки. Одну жалобу Константин сохранил на память как образец великолепной каллиграфии и прикольную по содержанию.

«В нашей доблестной медсанчасти творится черт знает что, — писал своим образцовым, идеально четким почерком окулист Квасиловский, между прочим — убежденный трезвенник, несмотря на такую фамилию. — Вместо того, чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями, главный врач торгует черными кошками в темной комнате. Куда это годится и сколько это будет продолжаться?».

Торговать черными кошками в темной комнате — это вам не хухры-мухры! Так и подмывало позвонить Квасиловскому и спросить, откуда он взял такое поэтичное сравнение, но это было бы стратегически неверным шагом — еще вообразит, кляузник хренов, что главный врач испугался его долбаной жалобы и теперь пытается наладить контакт. С глаз долой — из сердца вон! Как-то так.

Поликлинический антураж тоже изменился к лучшему. Стены из уныло-казенного зеленого перекрасили в приятный глазу светло-бежевый цвет, неудобные жесткие банкетки заменили на мягкие со спинками, повесили новые светильники, убрали с подоконников фикусы и прочую растительность, которая не добавляет кислорода, а только собирает пыль…

— Растения оживляют обстановку, — трепыхалась главная медсестра, которой оставалось работать около месяца, только она пока что об этом не знала. — Без них станет слишком голо!

Не стало. Константин оживил обстановку репродукциями пейзажей русских художников второй половины XIX века. Получилось симпатично и элегантно, одним словом — современно.

— Был сарай, а стал дворец! — восхищался Шариф Насирович, упуская из виду то, что на востоке дворцы называют «сараями». — А какие девушки в регистратуре сидят! Хоть женись по новой!

Девушки-регистраторы были предметом особой гордости Константина. Все как на подбор — умницы, красавицы и вообще милашки. Улыбнутся, помогут-посоветуют, на прощание скажут «доброго вам здоровья». Регистратура — это визитная карточка поликлиники, разве не так? Ворчливых гардеробных фурий Константин заменил приветливыми тетками, а уборщицам категорически запретил выступать по поводу того, что им, видишь ли, натоптали. Натоптали — так подотри, тебе за это зарплату платят, а если никто не натопчет, то на кой нужна уборщица?

Короче говоря, филиал Бутырской тюрьмы, в котором пациентов держали в струне, превратился в райский уголок, где все друг другу улыбаются и ведут вежливые речи. Рыба, как известно, тухнет с головы, но и с головы же начинает выздоравливать.