Андрей Шляхов - Главврач

— Мужик умер! Совсем! Лежит на поле́ кинекалаги́чески кабинет! Джаля́би [24] Джаляб — проститутка. уехали! Ему оставили! Лола говорит подвал нести надо… — захлебывался от волнения Пулат.

— Кто умер? — не понял Константин.

— Мужик! Толстый! С Аня и Неля приехал! Чито делат?

— Оставь все, как есть, я сейчас приеду! — велел Константин и начал лихорадочно одеваться.

По пустой утренней дороге долетел до медсанчасти за пару минут. Перед тем, как выйти из машины, медленно сосчитал в уме до десяти и обратно, чтобы успокоиться — начальник всегда должен казаться спокойным и уверенным, иначе его уважать не будут.

При виде трупа, раскинувшегося в вольготной позе на полу кабинета гинеколога, медленный счет пришлось повторить.

— Он голый был, в одних носках, но мы его одели, — доложила Лола, бывшая в семье за главную (весьма нередкий, к слову будь сказано, расклад в восточных семьях). — А то неприлично. Чужой человек и голый!

— Ну и зря одели! — ответил Константин. — Раздевайте обратно! Догола!

Взяв у Пулата фонарик, Константин внимательнейшим образом осмотрел тело умершего, не обойдя вниманием ни кожные складки, ни межпальцевые промежутки, ни ушные раковины, но так ничего и не обнаружил. Губы синюшные, возраст на вид между пятидесятью и шестидесятью, лишнего весу килограмм тридцать пять, а то и все сорок… Одно из двух — или сосуд в мозге лопнул, или инфаркт миокарда. Впрочем, может быть и третий вариант — тромбоз, но это уже не столь важно. Важно, что смерть ненасильственная. Переоценил мужик свои силы, переусердствовал в развлечениях и создал людям проблемы. Девки тоже хороши — сразу же слиняли… Впрочем, а что еще им было делать и зачем они тут нужны?

Константин отметил в уме, что девки попались честные — не позарились ни на толстое обручальное кольцо, ни на печатку с крупным красным камнем, явно — натуральным рубином, ни на ролекс, болтавшийся на левом запястье (руки у толстяка были худыми, астеничными). Бумажник, конечно, выпотрошили, оставив в нем несколько мелких купюр, но украсть у клиента деньги в этой среде грехом не считается.

— Значит так! — сказал Константин, когда покойник снова был одет. — Сейчас мы вынесем его во двор и положим у скамейки. Расклад такой — я сегодня приехал рано… — «потому что что надо подготовиться к учениям», мысленно добавил он. — …и увидел лежащего на земле человека. Когда я убедился в том, что человек мертв, то вызвал милицию. Вы ничего не знаете, ничего не видели и ничего не слышали. Пулат ночью дежурил, то есть спал в своем закутке, а Лола заработалась допоздна и потому решила переночевать в коридоре на банкетке. Про свою подвальную квартиру милиции говорить не нужно. Вам все ясно?

— Ясно, ясно, — вразнобой закивали оба. — Ничего не знаем, никого не было.

— На куска́ будут резать — больше ничего не скажу! — добавил Пулад, горделиво посмотрев на жену — вот какой я у тебя батыр!

— Если все пройдет гладко, то получите двести долларов премии, — пообещал Константин.

В принципе, им за глаза было бы достаточно и сотни, но в таких делах лучше переплатить — крепче рты на замке держать станут.

С милицией проблем не возникло. Приехали, побеседовали с Константином и Пулатом, вызвали труповозку и отбыли. Если смерть на скамейке и вызвала вопросы, то явно не к медсанчасти, которая по ночам не работала. Проблемы возникли там, откуда их Константин совсем не ожидал. На следующий день к нему в кабинет явилась Лола и сказала:

— Двести долларов за такое дело мало, Константин Петрович, очень мало. Мы хотим две тысячи. Для вас это небольшие деньги.

— А я хочу Орнеллу Мутти и Ким Бэсинджер! — ответил Константин, с трудом поверивший своим ушам. — И что с того?

— Я не знаю, чего вы хотите, но мы хотим две тысячи долларов, — повторила Лола, глядя на Константина своими бесстыжими глазами-щелочками. — Если — нет, то мы все расскажем милиции. Я не просто так говорю, вы не думайте. У меня доказательство есть.

— И какое же? — ехидно поинтересовался Константин. — Слова Пулата? Да кто вам поверит?

— У меня документ есть, — с достоинством сказала Лола; она вообще держалась сейчас независимо и даже нагло, без прежнего услужливого подобострастия. — Удостоверение помощника депутата Государственной думы. Пыжненский его фамилия, а зовут Дмитрием Рудольфовичем.

— Покажи! — потребовал Константин.

— Я же не дура, Константин Петрович, — Лола обнаглела настолько, что позволила себе осклабиться, показав двойной ряд золотых зубов. — Я покажу, а вы отберете. Я лучше в милиции покажу, а пока спрятала в таком месте, где вы не найдете.

«Знаю я это место, — подумал Константин. — Где тебе еще прятать, как не в своей каморке? Небось под матрацем лежит».

— Нехорошо ты поступаешь, Лола, — укоризненно сказал он. — Я вас принял, работой и жильем обеспечил, заботился о том, чтобы вы хорошо зарабатывали…

— Вы о себе заботились, — возразила Лола. — Нашли двух рабов за копейки и думали, что птицу счастья за хвост поймали.

Пулат был харипом, кишлачной деревенщиной, а Лола училась в русской школе, а после окончила педагогическое училище. Акцент у нее слышался, узбеки редко когда могут полностью от него избавиться, но выражалась она на русском вполне литературно, даже с аллегориями.

Константину никогда прежде не приходилось сталкиваться с шантажом, но из книг и фильмов он знал, что шантажисты никогда не ограничиваются одной подачкой, а стремятся выдоить свою жертву досуха.

— Хорошо, я дам деньги в обмен на удостоверение, — закинул удочку Константин.

— Удостоверение останется у меня! — жестко ответила Лола. — Так спокойнее.

— А, может, его вообще нет? — предположил Константин, внимательно наблюдая за выражением лица шантажистки. — Может, ты мне просто голову морочишь? Хочешь бабла по легкому срубить…

— Я вам завтра покажу ксерокопию, — пообещала Лола после небольшой паузы. — А послезавтра вы отдадите деньги. Договорились?

— Сначала покажи, — ответил Константин и не отказал себе в удовольствии сделать грубый выпроваживающий жест правой рукой, который в Средней Азии соответствовал русскому посылу на три веселые буквы.

Ксерокопировальных аппаратов в медсанчасти было два — в бухгалтерии и в приемной главного врача. Дверь бухгалтерии на ночь опечатывалась, уборка там проводилась только днем, под присмотром кого-то из сотрудников. Ничего такого, просто у главного бухгалтера Нины Лазаревны был пунктик по поводу конфиденциальности документов.

Перед тем, как уехать домой, Константин оставил в лотке аппарата, стоявшего в приемной ровно пятьдесят листов бумаги (пересчитал для надежности дважды). Утром в лотке лежало сорок семь листов — запасливая Лола сделала три копии. Одну предъявила ему, а две оставила на всякий случай. Хрен с ними, с копиями, важно было убедиться в том, что удостоверение реально существует.