Стоян Даскалов - Цветины луга

Но Сыботин подошел к столу, сел и, вздохнув, начал:

— Заводской комитет прислал меня…

Игна резко повернулась и застыла, почуяв недоброе.

— …наладить свои семейные дела… — добавил он, не глядя на жену.

«Ну, началось!» — подумала Игна. — Сейчас вскочит!»

— …и селу помочь. — Сказав это, Сыботин глубоко вздохнул, облокотился на стол и перевел взгляд на окно.

— Чем ты ему поможешь? Сами угробили, а тебя посылают воскрешать! — не растерялась Игна, но он замолчал. Она подумала, что он сказал это так, между прочим, чтобы перейти к главному.

— Ты же первая против завода. Вот товарищи и сказали мне: «Иди, устрой свои семейные дела и помоги разобраться селу», — сказал Сыботин и встал со стула.

«Ну вот, начинается!» — содрогнулась Игна, ожидая пощечины. Да, она заслуживает этого. Взбаламутила и завод, и село, и семью… Но Сыботин, как ни и чем ни бывало, повернулся к ней спиной. И только теперь Игне стало ясно, как переменился ее муж за время работы на стройке. Она поняла, в чем его превосходство, его сила — в его сдержанности, в том, что вот он не тронул ее и пальцем. А она…

— И сколько дней будешь дома? — робко спросила Игна.

— Пока все не улажу, — сказал он, заложив руки в карманы и не глядя на нее.

— Да что это с тобой? Уж не выгнали ли тебя с завода? Кажись, на то похоже!

Сыботин молча смотрел на жену. Глаза ее померкли и налились слезами.

— Ты что-то скрываешь! Господи, тебя выгнали! Что же ты молчишь? Тебя выгнали из-за меня? Как я могла! — заметалась по комнате Игна. — Иди, я все тебе расскажу, как вышло… — она потянула его за пуговицу пиджака. Пуговица осталась у нее в руке, а он не тронулся с места. Игна стояла перед ним как громом пораженная. Когда мчалась на завод, разъяренная, точно волчица, когда расправлялась с соперницей, Игна не думала о последствиях, ей тогда и в голову не пришло, что за ее поступок придется отвечать мужу.

— Что же теперь делать? — растерянно спросила Игна, всхлипывая.

Она испугалась, что Сыботина выгнали с завода, и они останутся без средств. Как ни плох завод, но муж приносил оттуда деньги. Они ели заводской хлеб, в заводском магазине покупали одежду и обувь. Жизнь их была связана с заводом сотнями нитей. И надо же было случиться, чтобы не кто-нибудь, а она сама своими руками оборвала эти нити.

— Что же делать? — повторила она, глядя перед собой широко раскрытыми, ничего не видящими глазами.

Раньше она сама хотела, чтобы Сыботин ушел с завода, мечтала, что все мужчины вернутся на село и, засучив рукава, начнут вместе с женами пахать, сеять, растить хлеб, крестьянский хлеб, слаще которого на свете нет. Теперь же сокрушалась, что муж вернулся. Что ему делать здесь, ему — здоровому, крепкому мужчине, отвыкшему от деревни, сжившемуся с гигантом-заводом, его железными корпусами, огромными цехами? Что он будет делать в поле, где и тракторов-то раз, два — и обчелся да и те ломаются по несколько раз на день, он, привыкший командовать на заводе такими громадинами? Что он заработает здесь, на этой жалкой земле?

Она представила себе, что ее ждет, увидела Яничку оборванной, жалкой. Что-то сдавило ей горло. Она болела душой не за себя, не за Сыботина, а за Яничку. Девочка только начинает жить… Ей и приодеться захочется, и погулять! Взять и подрезать ей крылья… За что? Яничка мечтала о техникуме, а теперь, может, и об этом придется забыть! И, сама не своя, Игна снова спросила мужа:

— Что ж теперь делать, Сыби?

Впервые за все время разговора она назвала его по имени.

— Пришей пуговицу…

— Боже мой, у меня совсем ум за разум зашел! — Игна разжала руку и посмотрела на пуговицу, врезавшуюся в ладонь, вскочила, как ужаленная, схватила, игольник и больно наколола палец. Высосав просочившуюся капельку крови, стала проворно пришивать пуговицу, говоря мужу:

— Я думаю, нечего тебе здесь долго околачиваться. Возвращайся-ка ты на работу, а то, чего доброго, кто-нибудь займет твое место. Если нужно, я пойду и скажу им: «Сыботин не виноват! Я заварила кашу, меня и наказывайте!..»

— Ты уже раз ходила, прославилась! Прогремела на весь завод!

Ей стало вовсе не по себе.

— Что было — то было! Только ты все-таки возвращайся! Ты же говорил, что каждый из вас — винтик. Того и гляди, какой-нибудь другой «винтик» закрутят на твое место.

Игна готова была простить Сыботину даже измену, только бы он вернулся на завод. Она знала, что после всего, что случилось, Лидия не посмеет и близко подойти к его комнате. Да и он теперь вряд ли пустит ее к себе.

— Сказал, пока все не улажу, никуда не пойду! Буду сидеть дома, рядом с тобой. Помнишь, ты раньше пела: «Не будешь, милая, работать, а будешь рядышком сидеть»?

— А ты, раз ты умнее, зачем меня слушаешь? И что ты, такой здоровый мужик, будешь делать в этом дурацком селе?

— А вправить мозги жене — разве это мало?

Игна взглянула на него виновато.

— Ты что — не знаешь, что мы, бабы, лучше всего вправляем себе мозги сами. Другой начнет — точно полоснет по голому телу крапивой, а если сама себя крапивой, так почти и не больно.

Сыботин понял, что творилось на душе у жены, и хорошо сделал, не учинив скандала. Он дал ей возможность почувствовать свою вину и самой себя осудить. Он приберег свое веское слово на самый конец разговора, когда уже будет покончено со всеми сомнениями и колебаниями. Кроме того, было еще одно важное дело, которое ему доверил завод. Он решил рассказать о нем Игне, чтобы она отвлеклась от этой неприятной истории.

— Твоя крапива — семечки по сравнению с нашим автогеном…

— Ой! Да ты что, никак машину сломал? Еще платить придется!

— Нет. Только вот я должен своих жечь хуже, чем огнем. Ферму переносить придется. Завод будут расширять аж за Вырло.

— Им что — больше некого было прислать?! Почему сами руководители не явились? Или они уже так заврались, что стыдно в село показываться? Почему не поручили это дело Туче? Впрочем, он себе устроился и в ус не дует, а тебе, дураку, придется кашу расхлебывать.

— Так у них уже были разговоры, да толку никакого. Теперь вот меня посылают, чтобы я разъяснил людям, что они ничего не потеряют, а наоборот, выиграют.

— Хороший выигрыш, нечего сказать! Обрубили селу руки и ноги, а теперь и до туловища добираются.

— Нельзя иначе. Думаешь, мне не больно? Но нужно смотреть вперед, не забывать про перспективу.

— Да ну ее, твою перспективу! Смотри, как бы ты не заработал рожна! А то ведь пастухи да скотники дорого за это не возьмут. Это не шутейное дело. Пусть председатель разбирается, что к чему.

— Сейчас пойду к председателю, пусть созывает собрание.

— Говорю тебе, не суйся! Иди на завод и скажи, что наши не согласны. Да знаешь ли ты, что за это дом могут поджечь! Ведь тогда нам — хоть с мосту да в воду. Село-то гибнет. Молодежь пойдет на завод, а старикам куда? Там вы их не примете, здесь есть нечего! И что вы за рабочий класс, что за коммунисты, если не видите, куда вы нас ведете? Все вперед смотрите, перспективу в глаза тычете, а не видите, что в народе тлеет пожар, да такой, что когда вспыхнет, погасить будет невозможно.