Стоян Даскалов - Цветины луга

— Зачем ты остригся?

Она произнесла это сердито, со скрытой болью. Он грустно рассмеялся.

— Это меня там остригли, чтоб волосы лучше росли… и чтоб ума прибавилось!

У Янички все перевернулось.

— Звери! Стригут людей, как Гитлер!

Она вся дрожала от злости и возмущения. Ее воображение рисовало Ицко с вновь отросшими буйными кудрями, улыбающегося, с трепетно мерцающими глазами. Она снова слышала его заливистый смех.

— Волосы — это не страшно! — вздохнул Ицко, глядя в землю. — А вот другое… Волосы отрастут за месяц, как трава, а вот это… — и он постучал рукой по сердцу.

— Что с тобой было? Давай пройдемся, и ты мне все расскажешь.

Она сунула сумку под мышку и пошла рядом с ним. Дорога вела прямо к бывшему кладбищу, где торчали обуглившиеся стены сгоревшего склада. Яничка шла, не замечая никого, кроме Ицко. Ее мог видеть и отец, но она об этом не думала. Шла рядом и ждала, когда он начнет рассказывать.

— Тебя били?

— Не-ет!

Раньше он обязательно сказал бы: «Кого? Меня? Да кто посмеет меня тронуть? Да я его…» А сейчас Ицко, стиснув зубы, молчал.

— Тебя обижали?

— Нет, — уныло ответил он, а раньше ответил бы. «Меня? Такой еще не родился! Он мне слово скажет, а я — десять… Не рад будет, что связался со мной».

— Я сам себя обидел и сам себя наказал!

Когда они подошли к деревьям, которые росли возле построенного на скорую руку заводского склада, Яничка посмотрела на новое здание и тяжело вздохнула. Ицко тоже смотрел на склад, но видел не склад, а пожар. Он вспомнил, как однажды ясным солнечным днем, насвистывая какую-то песенку, шел по этой дороге на завод и все время повторял про себя:«Я-нич-ка, Я-нич-ка». В этот момент кто-то крикнул: «Эй ты, техник!» И из-за ограды показалось лицо сторожа дяди Косты: «Посмотри, милок, почему это у нас тока нет. На заводе есть, а у нас нет». Ицко, продолжая насвистывать, ловко перемахнул через ограду и, считая себя мастером на все руки, кое-как соединил оборвавшиеся концы провода, все время повторяя про себя «Яничка, Яничка». Он и до сих пор не может понять, как это случилось. Он же знал, как надо соединять провода. Яничка, что ли, замутила ему голову и он не обратил внимания, что он делает и как делает. Потом вспыхнул пожар… и дядя Коста сгорел.

Ицко стоял и не мог оторвать взгляд от нового склада. Ему казалось, что он и сейчас слышит крик старого сторожа и видит себя по-дурацки беззаботным, любующимся пожаром. Он вспомнил и то, что на следующее утро, встретив Яничку, на седьмом небе от счастья, сфотографировался с ней на фоне дымящегося пепелища.

— Не смогу я себе простить этого! Из тюрьмы меня выпустили, а я все равно всю жизнь мучиться буду. Ты понимаешь, Яничка, человек погиб. Ведь это я его убил!

Теперь только до Янички дошло, какое неудачное место они выбрали для встречи. Они ведь подошли к бывшему сельскому кладбищу, к месту гибели бедного сторожа!

— Я очень благодарен всем товарищам за то, что меня освободили. И главному инженеру, и Туче, и твоему отцу, и остальным, и…

Он не сказал «и тебе», но Яничка сама мысленно произнесла эти слова и приняла их, как поцелуй благодарности. Наверное, Ицко не знал того, что она со слезами на глазах, сгорая от стыда, умоляла учительницу Мару помочь ей, что она бегала ко всем, расспрашивая о нем; Ицко не знал, сколько дней и ночей она не спала из-за него. Яничке очень хотелось, чтобы он все это знал, но она не могла рассказать ему об этом. Хорошо, что он сам многое понял и что включил ее в свое «всем товарищам». Ведь она — самый близкий, самый преданный его друг…

— Как видишь, Яничка, теперь я на свободе. Никто ни о чем меня не расспрашивает. Работаю, но уже не так, как раньше. Что-то во мне надломилось…

Ицко впервые назвал ее по имени… Та встряска, которую ему пришлось испытать, страдания, обрушившиеся на него, как-то отодвинули Яничку на задний план, заставили забыть нежность и привычку нашептывать ее имя. Даже лицо его стало другим — на нем появились морщины, он как-то сразу постарел. Это были царапины, полученные на работе, следы сажи, но Яничке они показались морщинами, которые прорезала на его лбу жестокая, неумолимая жизнь.

— Вот и пришел конец моей беззаботности!

Яничке хотелось плакать. Ей казалось, что и Ицко жаль своей беззаботности. А она любила в нем именно легкомыслие, веселость и чудачества. Как же теперь быть, если самое лучшее в нем исчезло?

Яничка дернула Ицко за рукав.

— Уйдем отсюда! И как мы сюда попали?

Ицко равнодушно пожал плечами.

— Ты думаешь я стал такой, увидев склад? Мне этот кошмар нигде покоя не дает.

— Прошу тебя, Ицко, уйдем отсюда. Я тоже не могу смотреть на это проклятое место.

Он неохотно пошел за ней. Теперь не он ее вел, а она. Шли долго. Прошли редкие заросли кустарника и спустились к реке. Яничка ждала, что Ицко наконец-то притянет ее к себе и поцелует. Ей так хотелось этого, что она даже думала намекнуть ему об этом, но не знала как и только время от времени останавливалась и умоляюще смотрела ему в глаза.

Но Ицко, занятый своими мыслями и своим горем, ничего не замечал. Еще немного, и они выйдут из лесочка. Оттуда будет виден завод и железная дорога. Начнутся людные места. Прохожие будут смотреть на них, и они так и не смогут поцеловаться. Яничка остановилась. Сердце у нее замерло. Она повернулась и, приблизив к нему лицо с задрожавшими губами, умоляюще посмотрела на Ицко. Но он и тут не почувствовал томительного ожидания девочки.

— Что же мы теперь будем делать? — прошептала Яничка, глядя на него из-под полуопущенных ресниц. Она ждала — вот сейчас он наклонится к ней и их губы сольются. Но Ицко было не до поцелуев.

— Что будем делать? — задумавшись, произнес он и впервые посмотрел ей в лицо. — Ты будешь учиться, а я… Мне не так просто… Мне нужно серьезно изменить свою жизнь, найти свое место в ней и как человеку, и как рабочему!

Ему показалось, что Яничка его не слушает или не понимает.

— Не так легко, Яничка, из сорвиголовы сделаться человеком. Что я знал раньше? Только хиханьки да хаханьки! Поэтому все так и получилось.

Яничка, расчувствовавшись, вдруг положила руку ему на грудь, как-то неуклюже погладила его куртку.

— А мы уже переехали. У меня своя комната. Хочешь, пойдем к нам. Папка на работе, и ты мне по порядку все расскажешь.

— Да я тебе и так уже все рассказал. Больше говорить нечего.

Девочка сняла руку с его груди и испуганно посмотрела на него.

— Что? — спросила она.

— Ты, Яничка, будешь учиться, у тебя своя жизнь, а у меня — своя.

Яничка вздрогнула, и слезы градом полились из глаз.

— Я тебя так ждала, так плакала, а ты…

— Не плачь, Яничка. Так будет лучше и для тебя и для меня.

— Нет! — Яничка обняла Ицко и прильнула к нему. — Я тебя не отпущу. Я жить без тебя не могу.