Стоян Даскалов - Цветины луга

— Почему? Вот увидишь, он с ним поговорит по телефону, и директор скажет: «Слушаю». Так было, есть, и так будет еще долго. Все так делают!

— А потом? Ведь он расскажет обо всем учителям, и тогда мне хоть пропадай. Они и сейчас уже шушукаются, а после этого разнесут по всему техникуму, что я протеже главного инженера.

— А даже если и так! Ведь если бы не главный инженер, ты бы в этот техникум и не попала.

— Почему ты мне об этом раньше не сказал?

— Еще чего не хватало! И без того ребенок родился раньше срока, а тогда…

— Значит, они знают, что меня устроили?

— А кого сейчас не устраивают? Одного — партийный секретарь, другого — председатель совета… Раньше таких людей называли «протеже», а нынче — «кадры». Разве я не был протеже Слынчева? Он сначала наказал меня, а потом послал, как своего человека, сюда. Очень уж ему хотелось, чтобы я оклеветал главного инженера, назвал его саботажником, да…

— А сейчас ты чей протеже: Солнышка или главного инженера?

— Кто же берет в союзники побежденного? Теперь я за главного инженера! Ты знаешь, что он уже доставил станки? Будет пробный пуск первого цеха.

— Где ты его видел?

— Он до самого Опинчовца добрался, смотрел как работает водопровод.

— А почему это вдруг его заинтересовала вода?

— Беспокоится, как живут чабаны. А там, кто его знает, может, хочет заводской дом отдыха строить. Хороший он человек, умный! Должен сказать откровенно, поэтов я не люблю и в этом полностью согласен с Солнышком. Эти люди не созданы для практической деятельности, чего-то им не хватает. А этот — я его не читал, не знаю, как и что он пишет, но раз его печатают, значит, какая-то искорка у него есть, — поэт и в то же время дельный работник. Я его даже в гости пригласил!

Мара вздрогнула.

— Пригласил в гости! — повторил Дянко. — Что ты на меня смотришь, как будто я бог знает что натворил? Ведь человек принимал нашего ребенка. Давно пора бы его пригласить. Он меня спросил о Пламене, я и сказал: «Приходи, говорю, кум, сам увидишь!». Я считаю, что кум не тот, кто на свадьбе расписывается, а тот, кто протягивает руку помощи в трудную минуту. Это важнее. Поэтому я и называю его кумом. И ты его так будешь звать. Ничего зазорного в этом нет. То, что он сделал, никакой кум не сделает. И не смотри на меня так, словно я тебе лягушку подсунул, а постарайся отблагодарить человека. Я ведь сказал, что только он сможет меня перевести на другую работу да и тебя не даст в обиду.

Мара усмехнулась. Последние слова Дянко прозвучали двусмысленно.

— Когда он придет? — спросила она, затаив глубоко в душе радость. — А почему ты не спросил сначала, согласна ли я? Я здесь хозяйка или кто?

Две неделе назад, она, не говоря мужу ни слова, сама хотела пригласить главного инженера, а сейчас устроила ему сцену.

— Как же ты его пригласил, когда мы совсем не готовы? Я не хочу позориться и краснеть!

— Как так не готовы? Чего у нас нет? Ты только скажи, что нужно, а я живо доставлю и уток, и индюшек, и гусей, и поросенка. Но он, кажется, любит рыбу.

Мара уже не сердилась на Дянко.

— Да стоит ли так беспокоиться? Подумаешь, большое дело, главный инженер! Обыкновенный человек! Конечно, мы не герои труда, не сможем дать банкет на правительственном уровне! Мы, как и он, обыкновенные люди, сельская интеллигенция. Решили устроить семейное торжество наподобие крестин. Я думаю пригласить всех наших — и Сыботина, и Тучу, пусть видят, что мы живем дружно и согласно. Он мне не раз говорил, что ему нравится, как мы друг другу помогаем.

— Только Игну не надо, а то она языкастая, как брякнет что-нибудь, только держись, — вдруг подала голос теща.

Но Дянко ей возразил.

— Почему? Пускай и Игна приходит. А мне она нравится. Настоящая болгарка! Может, последняя настоящая болгарка в селе Орешец.

Женщины переглянулись.

— И не теряйте времени, надо готовиться. Я деду Дафину закажу рыбу, и на завтра можно будет их пригласить.

— А какой завтра день? — спросила Мара.

— Суббота. Очень удачно, как раз перед выходным.

— А не лучше ли в воскресенье? — сказала Мара. — В субботу я до обеда занята, а в воскресенье весь день свободна.

Он и не задумался над тем, почему Мара хочет отложить торжество.

— А может быть, пригласим и твоего директора? Пусть покрутится между молотом и наковальней.

— Нет! Таким образом улаживать свои дела я не согласна! Мой ребенок не разменная монета.

Дянко, поняв, что перегнул палку, решил на этом закончить разговор и вышел.

В открытые окна доносились гудки паровозов. Мара задумалась. Крестины сейчас не празднуют, но после рождения первенца обычно приглашают друзей. Подарков на таких крестинах не дарят, но не может же она с пустыми руками отпустить человека, который завернул ее ребенка в свою рубашку. Она выбежала на балкон, но Дянко не было видно. «Впрочем, это не его дело, — подумала она. — Я сама все устрою».

Она посмотрела на часы и стала одеваться.

— Если Пламен расплачется, дай ему каши, — сказала она матери и вышла.

Мара должна была успеть на пригородный поезд. Ей хотелось купить в городе для кума хорошую рубашку и на глазах у всех вручить ему. Муж ее не додумается до этого. Пусть он занимается рыбой, вином и всем прочим, что нужно для ужина. А она считает важным другое — отблагодарить этого замечательного человека. Но как? Этого не сделает ни вино, ни рубашка, пусть даже самая дорогая, из чистого шелка…

И все время, пока она ждала поезд, и пока ехала в город и даже когда ходила по магазинам и ехала обратно, она не переставала думать о главном инженере.

Ей казалось, что то чувство, которое так внезапно загорелось у нее в груди, перегорело и что при встрече с ним в ее сердце не вспыхнут прежние греховные помыслы и желания. Она встретит его спокойно, поздоровается и заговорит, как может говорить женщина, которая любит своего мужа и дорожит семьей, с любым знакомым. Но именно сейчас, когда неприятности в техникуме охладили ее сердце и еще больше привязали ее к мужу и ребенку, инженер опять завладел ее мыслями. На этот раз сам муж напомнил о нем. Более того, он сам приведет его к себе в дом. Эта мысль волновала Мару, превращая ее тайные помыслы в страстное желание. Сплетни, которые раньше действовали отрезвляюще, теперь толкали к решительным действиям.

«Протеже главного инженера», как сказал Дянко. Об этом, оказывается, знали все. «Тем лучше! Зачем ей скрывать?» Раньше Мара считала, что мужчина может покровительствовать женщине не дорожа своим именем только тогда, когда их связывает чувство. А главный инженер не думал, что о нем скажут, когда отвел кандидатуру свояченицы директора и отстоял ее. Значит, еще до рождения ребенка он связывал ее имя со своим. Вот почему он снял со спины рубашку и сделал все, чтобы спасти жизнь ее и ребенка.