Татьяна Перцева - Город уходит в тень
- Название:Город уходит в тень
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2021
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Татьяна Перцева - Город уходит в тень краткое содержание
Город уходит в тень - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Но иначе узбекские дома не отапливались. Нынешнее поколение вовсе не знает, что такое сандал.
Совсем другие здания строились в Новом городе. Из обычного кирпича. Как правило. Правда, и глинобитные мазанки встречались. В коммунальных дворах. Но в основном кирпичные. Очень добротные. Тоже строили на века. Не предполагая, что придут иные времена.
Интересно, что когда я выложила снимки потолков в нашем доме, оказалось, что такие были во многих домах. Из крашеной фанеры, с затейливыми узорами, тоже выпиленными из фанеры. Я не так давно побывала в доме постройки 1937 года. И там потолки фанерные, только попроще. Не знаю, были ли такие в других Республиках и даже других городах Узбекистана.
О паркете до землетрясения никто понятия не имел. Я часто писала, что полы в сорок третьей школе натирали мерзкой мастикой. Так вот — полы эти были не паркетные. Как и во всех остальных домах центра — из крашеных досок. Менялась только ширина. Полы из крашеных досок были везде. Интересно, что у нас однажды меняли вполне крепкий пол. Бесплатно, разумеется. Поднимали доски, ставили поперечные опоры, засыпали песком, клали новые. И красили. Как правило, в коричневый цвет. Других не видела. Правда, в конце семидесятых появилась, на мой взгляд, совершенно идиотская мода: полы обтягивались ситцем и лакировались паркетным лаком. Но это было потом. А пока — коричневые доски.
Насчет обоев речи тоже не шло. Может, у кого-то и были, но во всех моих знакомых домах стены белили. Цветной побелкой. У людей обеспеченных на побелку специальными резиновыми валиками наносился так называемый накат — золотые или серебряные узоры. Иногда поверху шел трафарет — очень красивый узкий узор. Цветной.
Однажды жулик-продавец сбагрил маме побелку с негашеной известью. И все комнаты скоро украсились бесчисленными крошечными вулканчиками: известь потихоньку взрывалась, портя стены.
Я впервые увидела квартиры с обоями после землетрясения. На Чиланзаре.
И, конечно, никаких сандалов. Простые печи и печи-контрамарки. Печи на кухнях, вместе с примусами и керосинками, контрамарки — в комнатах. Металлические корпусы для контрамарок делались в одной из многочисленных мастерских напротив Алайского. Раньше я думала, что контрамарки и голландки — одно и то же. Но оказалось, что голландские печи обложены изразцами или кафелем. Я видела такие в некоторых дореволюционных домах.
Вообще, вспоминая сейчас эти дома, остается только удивляться, насколько они были уютными. Старые стены, старая мебель, иногда и хозяева уже старые, и какие-то особенные запахи. Нет, не неприятные. Запахи устоявшегося быта, ветхих вещей, старых книг. Милые старушки, бравые старички; на столах всегда чай, печенье, фрукты; садики с цветами по сезону, и никогда никаких овощей и огородов.
Помню огромный коммунальный двор в конце Обсерваторской. Палисадники… Цветы. Деревья. Ясени вперемежку с вишнями, абрикосами, яблонями…
В позапрошлом году этот район еще существовал. В этом за него взялись основательно.
Прекрасные, крепкие старые дома, хозяева которых достойны всяческих почестей, уходят в небытие.
Жертвы алчности, подлости, манкуртизма…
ЛИЦ НЕОБЩИМ ВЫРАЖЕНЬЕМ
Не ослеплен я Музою моею:
Красавицей ее не назовут
И юноши, узрев ее, за нею
Влюбленною толпой не побегут.
Приманивать изысканным убором,
Игрою глаз, блестящим разговором
Ни склонности у ней, ни дара нет;
Но поражен бывает мельком свет
Ее лица необщим выраженьем,
Ее речей спокойной простотой;
И он, скорей чем едким осужденьем,
Ее почтит небрежной похвалой.
Доводилось ли вам замечать выражение лиц на старых-престарых фотографиях? Напечатанных совсем другим способом и снятым на фотоаппарате «сейчас вылетит птичка»? Дагерротипия, потом фотография… Помните те лица? Нет, совсем необязательно красивые и совсем необязательно умные. Но смотрят так, словно знают что-то, нам неведомое. Словно думают совершенно о другом, нам недоступном. Словно уверены в чем-то таком, о чем мы понятия не имеем.
Понимаю, что людей с таким выражением лиц не может остаться. После стольких войн.
Но понимаю также, что в глазах этих людей уверенность. В некоей стабильности. Вечности, что ли…
Причем совершенно неважно, кто там, на этом снимке. Графиня или крестьянин. У меня есть старый снимок, на котором изображена семья прадеда моего мужа. Типичные крестьяне. Степенные, трезвые, чисто одетые. И все те же глаза. Смотрят в будущее уверенно. Это, конечно, еще до Первой мировой.
Люди жили по-другому. Основательно. Не тряслись, что могут уволить, если уйти с работы вовремя. Не тряслись, что цены подскочат до небес. Просто жили.
И здания строили основательно. И мебель «строили» основательно. Те немногие старые дома, которые еще не успели снести в Ташкенте, простоят гораздо дольше новых. Там архитектура особенная. Там кирпич николаевский. Не чета нынешнему. Недаром те, кто разрушает, потом этот же кирпич растаскивают. Такого просто сейчас не бывает. И не будет.
Все делалось на века. Потому что основа в жизни была. Наверное, не у всех. Но в большинстве.
В моей молодости еще были живы бабушки-старушки, пережившие две мировых и Гражданскую. Безупречная речь. Безупречные манеры. Безупречный вкус. Ясные, светлые лица. Независимо от образования.
Я обожала бывать в их домах. Где все говорило о прошлом. Там и запах стоял другой. Невыветрившихся духов. Книжной пыли. Чего-то старомодного, недостижимого. Безделушки. Мелочи, которыми были набиты комоды. Старые брошки со стразиками. Ленты. Лоскутки. Книги, не издававшиеся в СССР. Лидия Чарская. Ветхий и Новый Заветы. Резные буфеты. Литографии и картины неизвестных художников на стенах. Образки, привязанные к никелированным спинкам кроватей. Матерчатые японки с веерами. Копии скульптур Клодта. Непременное варенье на кухне.
Другой мир. В котором я очень хотела бы жить. У меня там на душе легко. Мне кажется, что там я своя.
Когда-то центр Ташкента был сплошь застроен частными домами. Где сохранялась ТА, дореволюционная обстановка, по той простой причине, что в этих домах жили и до, и во время, и после Революции, никуда не уезжая, не эвакуируясь, не перебираясь в другие города. До Революции Ташкент считался богом забытым захолустьем. Тьмутараканью. Туда ехали энтузиасты. Люди, преданные своему делу. Недаром Великого князя сослали в Ташкент с глаз долой. Очень далеко было от столицы.
Эти люди крайне редко уезжали из Ташкента. Они оставались, оставались дети и внуки. Ташкент стал их родиной. А потом, через много лет — мачехой.
Вот в их домах и сохранялась настоящая мебель, красоты необыкновенной. И те самые безделушки и милые мелочи.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: