Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

На каждой остановке садились пассажиры — кто с сеткой овощей, кто с хлебом. Говорили о погоде:

— Уж больно печет!

— К добру ли?

— Как долго держится тепло!

Стоявший неподалеку арат, очевидно только приехавший из худона, рассказывал соседу о надоме и о каком-то знаменитом борце.

Автобус уже был набит битком — запахло духами, смолой, бензином, кумысом. Все толкались и сердились друг на друга. А кондуктор не переставая выкрикивал:

— Билеты не забудьте приобрести… Пятнадцать мунгу! Эй! Ты! В зеленом дэли! Чего не платишь?.. Ну и нахал же! Бесплатно проехал и сошел! Не мне ведь платите, а государству!

Слышно, как за спиной щелкают орехи. С улицы сквозь надоедливый крик кондуктора доносится визг железных колес, которые мальчишки катают, придерживая их проволочным крюком. За окном видны одиноко лежащие у дороги коровы, дым из труб, белье, вывешенное у домов.

Дамдину уже ни о чем не хотелось думать. Он сидел, уставившись на вершину горы, и тут заметил паровоз с вагонетками. «Надо бы попробовать как-нибудь на нем прокатиться. Говорят, он идет так мягко и ровно, что даже молоко в пиале не расплескивается».

Тут кто-то пошутил:

В автобусе засмеялись. Какое-то время Дамдин еще слышал смех, но очень скоро задремал — усталость брала свое. Все прошедшие пять дней Дамдин таскал кирпичи не щадя себя. Вместо двадцати кирпичей взваливал на плечи по тридцать. И только на первый взгляд могло показаться, что ему легко и просто.

Жамбал был доволен, что доставка кирпича идет беспрерывным потоком, но в душе жалел Дамдина: «До чего же старательный… От молодости, конечно. Хочет все разом сделать. Как бы не надорвался… Даже верблюд от непомерной тяжести хиреет…»

Дамдин продолжал таскать полуторную норму, и Жамбал вынужден был вмешаться:

— Вот где чисто монгольский характер проявляется: резво начать, а к концу выдохнуться… Это мне хорошо знакомо, сам был такой… Ты уж, парень, не перегружай себя слишком. Лучше понемногу да побыстрее — перетаскаешь столько же, зато не устанешь.

— Сколько могу, столько и таскаю, — ответил на это Дамдин, вытирая рукавом пот с лица.

— Мера! Во всем нужна мера! Если все делать в меру, то и силы требуется меньше, — настаивал Жамбал.

Большинство таскали по шестнадцать кирпичей, а Дамдин от двадцати четырех до тридцати…

— Видно, пьяный, — послышался женский голос. Проснувшись, Дамдин испуганно огляделся: автобус уже давно проехал его остановку и притормаживал на очередной. Протерев глаза, он выскочил из него, потянулся и зашагал домой.

По пути заглянул в магазин, купил хлеба и молока. Подходя к дому, поздоровался с соседками, которые, сидя на скамейке, что-то бурно обсуждали; те в свою очередь наперебой закричали:

— А ваших дома нет!

— А где же они? — удивился Дамдин.

— По ягоды уехали… Только что…

Дамдин, растерянно оглядевшись, переспросил:

— Куда поехали?.. Может, я догоню?..

— Да что вы! — бросила одна из них и продолжила прерванный разговор.

Удрученный, Дамдин все же вошел в подъезд, поднялся по лестнице и, убедившись, что дверь на замке, спустился.

— А сегодня они вернутся? — спросил он у женщин.

— Да нет. Наверное, послезавтра… — послышалось в ответ.

Был прекрасный вечер. «Сам виноват… Может, они ждали меня, а я связался с этой фотографией… — думал Дамдин, не зная, куда идти. — А если они действительно уедут в худон, где мне тогда жить?»

Размышляя, как быть дальше, он зашел в столовую и плотно пообедал. Теперь торопиться ему было некуда. Потом он сообразил, что надо идти на стройку, и обрадовался своей идее. «Хорошо было бы, конечно, с ними вместе отправиться по ягоды. Гэрэл ведь мне говорила… Сам во всем виноват», — пробормотал он себе под нос и зашагал к стройке.

Смеркалось, когда он, спотыкаясь в темноте, подошел к забору, огораживающему стройплощадку. Только у ворот горела одна лампочка да в будке сторожа желтело освещенное окошко.

Дамдин уже совсем было приблизился к воротам, как услышал команду «Стой!» и увидел человека, вышедшего из тени забора. Испугавшись, он даже хорошенько не разглядел его. Тот грубо повторил:

— Стой! Кто здесь?

— Я… — еле выговорил Дамдин.

— Что значит «я»?! Если ты патруль — назовись! Если просто так бродишь, то уматывай отсюда! Попробуй только шаг вперед сделать — стрелять буду. — И щелкнул затвором.

— Вы сторож? Я рабочий, Дамдин… Недавно к вам поступил… Да вы знаете меня… — не своим голосом стал объяснять Дамдин, боясь, что тот и в самом деле может выстрелить.

— Какой Дамдин?! Не двигаться с места! — скомандовал сторож и вышел из тени. Он действительно держал ружье наготове.

Дамдин, запинаясь, рассказал все как есть и даже в доказательство развернул свой комбинезон и показал ему вместе с мастерком.

— В таком случае, дорогой, положи пропуск в трех метрах от меня на землю, а сам сдай на десять шагов назад и остановись! — потребовал сторож.

Дамдин беспрекословно подчинился. Тот тщательно осмотрел пропуск, комбинезон, мастерок и смягчился:

— Теперь можешь подойти…

Обрадованный, Дамдин, улыбаясь, подошел к нему. Сторожем оказался тот самый хромой, который в первый день разговаривал с бригадиром Жамбалом и нахваливал новобранцев. Он пригласил Дамдина в свою будку и, еще раз подозрительно оглядев его, уточнил:

— Значит, твои уехали ягоды собирать?.. И не оставили тебе ключей?.. Значит, ночевать тебе негде?.. — Затем налил себе чай в пиалу, одним залпом выпил. — Сколько еще врагов скрываются, чтобы помешать нашему делу, никто не знает! От них можно все ожидать. Могут и нашу стройку поджечь… — И старик плел еще что-то страшное, но, видя, что Дамдина это не интересует, замолчал.

Дамдин от радости, что нашел себе ночлег, вовсе не слушал его. Он успел уже разуться и теперь искал место, где можно было бы свалиться и уснуть. Выставил перед стариком хлеб и молоко, потом подошел к плите и, прямо из чайника выпив холодного чая, сразу же прилег в углу.

О стороже он уже много слышал от рабочих, но где была правда, а где пустая болтовня — так и не знал. Говорили, что старик недолюбливал парней, но к девушкам относился исключительно хорошо. В свою смену, говорили, он приглашал девушек в будку и угощал их чаем. Иногда просил кого-нибудь из них почитать газету или пришить пуговицу, а пока та занималась делом, норовил, дескать, погладить по коленке. Говорили еще, что во время битвы на Халхин-Голе он служил пограничником и был ранен в ногу.

Дамдин не хотел надоедать ему и поэтому закрыл глаза и притих.

— Вот-вот, глядишь, дождь зарядит… Табак совсем не тянется, отсырел, — громко сказал тот, но Дамдин не ответил. — Ишь, как быстро захрапел… А я-то думал, что вдоволь с ним наговорюсь, — проворчал старик и, подойдя к Дамдину, накрыл его плащом.