Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

Порою Гэрэл в своих мечтах уносилась так далеко, что ей все начинало казаться реальным. В таких случаях ей хотелось подняться на какую-нибудь вершину и крикнуть: «Я здесь!», помахать ему своим платком. Потом побежать ему навстречу, кинуться на шею и разрыдаться.

«Неужели я так сильно любила Того? — задумывалась она и отвечала себе: — Все пронеслось, как гроза, как проливной дождь!»

Гэрэл была еще так наивна, что не могла представить, как все будет в жизни, хотя и уговаривала себя: «Надо все начинать сначала!» Ей казалось, что она успела уже испытать столько горя, что его хватит на всю оставшуюся жизнь.

Что и говорить, доля истины в этом была, если учесть ее возраст и искренность первого чувства, так неожиданно ворвавшегося в ее сердце.

«Надо быть осторожной, а то можно такое натворить, что за всю жизнь потом не расхлебаешь», — шептала она себе.

Каждый стремится уберечь свою любовь от ударов судьбы и сохранить ее в чистоте, но жизнь зачастую огорчает таких мечтателей. Одним желанием ничего не добиться.

Гэрэл не хотелось смотреть на себя. Фотокарточка была изрядно помята и замаслена. «До чего же ты была глупа!» — словно говорили ее глаза на снимке.

Тут вошел Дамдин. Гэрэл вздрогнула. Каждый человек печется о своем имени, а птица — о своих перьях. Вот и Гэрэл покраснела. Ей не хотелось, чтобы он думал о ней как о брошенной. «Что ему Того мог наплести обо мне?» — сверлила голову навязчивая мысль.

Хотя, если бы Дамдин подошел к ней и нежно, успокаивающе погладил ее по плечу, она бы, наверно, разревелась и все ему откровенно рассказала.

Но Дамдин не догадался этого сделать. Гэрэл взяла себя в руки. Дамдин сразу заметил, как она напряглась, но не знал, как выйти из этого неловкого положения. Наконец после томительной паузы он все же нашелся и извиняющимся тоном сказал:

— Гэрэл, ты не сердись на меня… Я не охоч до сплетен и всякой там болтовни.

Гэрэл молчала, опустив голову.

— Гэрэл! А я сегодня таскал по двадцать кирпичей. И вдруг на лестнице столкнулся с инженером Сундуем… Сначала он меня не узнал. Потом признал и говорит: «Работай хорошо! Я знаю одного, который даже орден за такую работу получил», — вдруг сказал Дамдин, чтобы как-то отвлечь ее.

Гэрэл робко посмотрела на Дамдина и, вспомнив его недавний взгляд, полный страсти и любви, вдруг почувствовала, как что-то шевельнулось в ее душе. Этот необыкновенный — такого она раньше не замечала — взгляд напомнил ей того всадника, который летел мимо нее на крылатом аргамаке. Ей показалось, что он повернул своего скакуна и направился прямо к ней…

Они молча разошлись, ничего не сказав друг другу. После ужина Гэрэл была весела и предложила Дамдину погадать на картах, пояснив, что еще в детстве, отдыхая в пионерском лагере, научилась гадать. Она сразу же взялась предсказать ему о его суженой. Дамдин удивлялся «прозорливости» карт и тихо сопел, объятый думами о своей будущей жизни. Если выпадала дама, это, конечно, была Гэрэл, а если король — то он сам.

Дамдин так влюбился в Гэрэл, что у него сердце разрывалось не то от радости, не то от раскаяния, а может, и от страха перед неизвестностью…

Опытные учителя легко определяют не только склад мышления, наклонности и способности своих будущих подопечных, но и то, в каких условиях они живут и воспитываются. Для этого они в первый же день раскладывают на столе цветные карандаши и просят детей выбрать свой любимый цвет и нарисовать то, что им нравится.

Сам выбор цвета уже говорит о многом. Красный цвет, к примеру, выбирают обычно сметливые дети с острым, ярким восприятием и, возможно, любящие всякие наряды и украшения. Голубой цвет выдает стремление детей к свободе, простору — вероятно, из-за того, что дома их ограничивают в этом. Черный же цвет, без сомнения, признак трудной и тяжелой жизни в семье. Не исключено, что в их воображении и вся предстоящая жизнь видится мрачной и грустной.

Что же касается их способностей, то все становится ясным по исполнению рисунка.

Познакомившись таким образом со своими учениками, учителя начинают соответственно и работать с ними, чтобы избежать впоследствии непоправимых ошибок.

Точно так же поступал и Жамбал, когда приходилось ему иметь дело с новичками. Сначала он заставлял их выполнять на стройке самые разные задания, а сам внимательно наблюдал, чтобы в будущем определить, кому какая работа больше подходит.

Не изменил он этому принципу и на сей раз. Свой первый рабочий день Дамдин начал с того, что возил на одноколесной тачке раствор, затем таскал кирпичи. Чогдов же месил раствор. Словом, все были расставлены по местам.

Как-то после работы Жамбал подозвал Дамдина и попросил:

— Сынок! Зайди вечерком к нашим хозяйственникам…

Дамдин немало удивился, но все же пошел к завхозу. Им оказался высокий худощавый человек с продолговатым лицом и длинной тонкой шеей.

— А-а! Значит, ты и есть Дамдин? Так-так, Дамдин… Верно, что тебе негде жить? — сказал он и повел Дамдина к двухэтажному дому.

В коридоре горел тусклый свет, вкусно пахло; с криком носились дети, играя в пятнашки. Завхоз повел Дамдина по лестнице на второй этаж. Там по обе стороны коридора тянулись двери, одна против другой. У каждой стоял белый ящик с дровами.

«Общежитие!» — мелькнуло в голове у Дамдина, и тут завхоз, остановившись у двери под номером 26, сказал:

— Занимай эту комнатенку. Хорошо иметь знакомых… Самбу просил позаботиться о тебе. А ты его братишка, что ли? Лучше я ничего не могу предложить… Только не вздумай мне тут окна бить и все такое прочее. Вообще-то неплохая комната, пол крашеный… И смотри, не возомни себя тут князем каким, возможно, я подселю к тебе кого-нибудь. — И удалился, вручив оторопевшему Дамдину ключ.

Войдя в комнату, особой радости Дамдин не испытал — здесь было довольно прохладно и грязно. У печки стояли несколько пустых бутылок из-под ягодной наливки, на подоконнике лежала книжка с оторванной обложкой, на стене висел портрет девушки, вырезанный из журнала. Старый стол на толстых ножках и табуретка были покрыты толстым слоем пыли. Была здесь и солдатская кровать зеленого цвета с порванной сеткой.

Оглядевшись, Дамдин закрыл комнату и вышел. Утром он рассказал обо всем Чогдову. Тот прямо-таки расцвел:

— Вот это отхватил! Человеку, у которого появилась крыша над головой, и тысяча ланов [62] Лан — мера веса для драгоценных металлов, около 37 г. не нужна… Давай-ка жить вместе, а? Не вздумай кого-нибудь впустить! Я сразу же после работы к тебе перееду…

Можно понять Дамдина, который никогда раньше не жил в городе и не подозревал, какое счастье ему привалило. С другой стороны, его огорчало то, что придется жить одному. Поэтому он больше радовался Чогдову, чем своей комнате.