Сормуниршийн Дашдоров - Избранное

Чогдов в обеденный перерыв осмотрел его комнату, а вечером нанял извозчика и переехал. Всего-то имущества у него оказалось односпальная кровать, этажерка для книг и два чемоданчика.

В первую очередь они постарались избавиться от грязи и пыли, а потом уже начали обставлять комнату. С кровати Дамдина содрали сетку и вместо нее положили настил, сбитый из досок. Затем купили несколько деревянных ящиков в магазине и соорудили из них шкафчик для посуды. Стол накрыли голубой клеенкой. Купили цветастый материал и занавесили окно.

Правда, посуды у них было маловато, поэтому при гостях приходилось есть поочередно. Но с каждым разом они потихонечку приобретали все необходимое и вскоре вполне стали сходить за настоящий айл.

Такая жизнь пришлась по душе Дамдину, хотя первое время он, оставаясь один, не находил себе места и сожалел, что оставил дом Самбу.

Собравшись уходить от них, он никак не мог решиться и объявить об этом. Нет! Он ничего не ждал от них — гостинцев там каких-то, — но почему-то волновался. Ему казалось, что все теперь кончено, больше он никогда их не увидит.

И все же после некоторого раздумья он прошел в комнату Гэрэл, молча посидел около нее, затем прошел на кухню и, не зная, чем заняться, подмел и без того чистый пол. Потом снова вернулся.

Гэрэл не могла не заметить что-то необычное в его поведении. Подойдя к нему вплотную, она заглянула ему в лицо и с улыбкой спросила:

— Что случилось? Обидел кто на работе? Дамдин чуть приподнял голову, вздохнул:

— Ничего не случилось… Ты не сердись на меня. Хорошо? Я хочу тебе что-то сказать…

Гэрэл удивилась и робко вымолвила:

— Говорите, пожалуйста…

Однако Дамдин никак не мог решиться, взгляд его блуждал по комнате. Наконец он выдавил из себя:

— Я… — Запнулся, проглотил слюну. — Я хочу тебя поцеловать, на прощанье…

Он даже сам не поверил себе, что сказал такое; из глаз будто искры посыпались, и в ушах зазвенело.

— Ой! — вскрикнула Гэрэл, поправляя косы.

— Я ухожу… — Дамдин снова замолк, потом, собрав все силы, добавил: — От вас ухожу.

Гэрэл вздрогнула. Дамдин виновато посмотрел на нее и решительно повторил:

— Я ухожу… Нам дали комнату в общежитии… Говорят, что так надо… Мне нужно жить там, обязательно…

Последнее он сказал так, будто ему кто-то запрещал переезжать. Затем страдальчески посмотрел на Гэрэл. Она подошла еще ближе и, обняв его за шею, подставила щеку:

— Ты ведь знаешь…

Взволнованный и растроганный, Дамдин ушел на кухню, а Гэрэл побежала в комнату к родителям, чтобы сообщить им эту новость.

Когда они все втроем вошли на кухню, Дамдин уже держал в руке авоську, собираясь уходить.

Мать Гэрэл первой запричитала:

— Сынок! Ты в самом деле уходишь от нас? — И с ног до головы оглядела его.

— Комнатку, должно быть, выделили. Вот это хорошо! Стройка есть стройка! Здорово заботятся о своих… Да как же иначе! Рабочие кадры надо ведь готовить! — обрадовался Самбу. — Трудись хорошо, делай все, что скажут, и учись. Труд всему учит… — Тут он запнулся и добавил: — …сынок.

Дамдин молча кивал головой. Ответить он не решался, боясь что-нибудь сказать невпопад, как это было с Гэрэл.

— Да садись… Попей чайку. Куда уж теперь торопиться. Я их просил, чтобы они за тобой присмотрели. Говорил, что ты из худона и впервые в городе… У меня там несколько знакомых, с одним я даже в свое время служил в одном полку, — рассказывал Самбу.

— Теперь к нашему Дамдину и не подступишься, — пошутила его жена и, удалившись в комнату, вернулась, неся в руках старую шинель. — Возьми! Рабочему человеку все пригодится.

Затем она предложила взять и войлочный матрац, на котором Дамдин спал. О шинели Дамдин мечтал давно, поэтому пусть и нехотя, но взял, а вот матрац брать почему-то стыдился.

Гэрэл, догадавшись, что ему неловко, принесла матрац и вручила Дамдину. Он неохотно принял подарок. Однако на этом подношения не кончились. В придачу ко всему преподнесли ему пиалу, пару пачек табака и конфеты.

Гэрэл, глядя на мать, тоже, видимо, решила подарить ему что-то и ушла в свою комнату. Вскоре она появилась оттуда с большим свертком и сама завернула его в матрац. Что было в свертке, она не сказала.

Дамдин так растрогался, что ему впору было заплакать.

— Я всегда буду приходить к вам и никогда вас не забуду! — сказал он, чувствуя, что надо побыстрее уходить, пока совсем не раскис.

— А как же! К кому же тебе еще ходить? Ты для нас как наша Гэрэл, все равно что братишка ей… Вот только я хочу тебе наказать, чтобы ты подальше держался от плохих людей. Люди ведь всякие бывают… Узнают, что ты из худона… — искренне наставляла его мать Гэрэл.

— Правильно! Очень правильно она говорит… Тысячу раз права! Так что трудись хорошо, а все остальное приложится… Помнишь, что говорил Дандар? — поддержал жену Самбу.

Дамдин ловил каждое их слово и кивал головой. Из собственных вещей у него почти ничего не было, а теперь образовалась увесистая поклажа. Вот только он не мог решить, куда спрятать пиалу. Наконец догадался засунуть ее в карман брюк.

Затем он направился к двери, и на глаза у него невольно навернулись слезы. «Вдруг кто увидит там, на лестничной площадке… Стыда не оберешься», — подумал он и, вытирая слезы, шмыгнул носом, словно мальчишка.

Провожающие хозяева не могли этого не заметить. Слезы Дамдина были слезами благодарности за все, что эта семья сделала для него. Они заменяли тысячу слов, которые можно было сказать в ответ на их заботу и участие в его судьбе.

— Бедняжка… — вымолвила мать Гэрэл и, как любая сострадательная женщина, не выдержала и прослезилась.

Самбу ничего не сказал и закурил. Задумчивая Гэрэл, точно вдруг спохватившись, бросила родителям:

— Я провожу его.

До автобусной остановки они шли молча, ни словом не обмолвились. Когда подошел автобус, Дамдин дрожащим голосом проговорил:

— Ну, до свидания, Гэрэл! Фотокарточка твоя со мной… Я всегда буду помнить тебя… — И вошел в автобус.

Уже из окна автобуса он видел, как Гэрэл, поминутно оглядываясь, медленно шла к дому. Дамдин старался запомнить каждый ее шаг, каждое движение, чтобы при встрече подробно рассказать ей о том, как они расставались.

Чогдов родился и вырос на юго-западной границе страны, в долине озера Бигэр. В разговоре он частенько вставлял слово «искони», а обо всем хорошем и поразившем его неизменно говорил «Похвально!» или «Вот это искусство!».

Окончив среднюю школу, он стал учительствовать в начальной школе сомона Дарви. Проработав там два года, был приглашен в аймачный клуб артистом. За год сыграл несколько главных ролей в драматических спектаклях. Зрители принимали его восторженно, и он всерьез стал подумывать о карьере актера. Как раз в это время приехал к ним из столицы какой-то важный человек и, после спектакля подойдя к нему, обрадовал: «Твое место в театре!»