Олег Лукьянченко - Провинциздат

– В том числе, – уклонился от подробностей Андрей.

Роясь в недрах бездонных своих сумок, Трифотина продолжала допытываться:

– Говорила, что работать с ним надо, помогать? Сама вон – наплодила полный шкаф графоманов – и у всех в соавторах. Один Самокрутов покойный без её помощи справлялся… – Трифотина загадочно улыбнулась. – Вы её ещё не знаете, Андрей Леонидович, наша девушка ох не промах! Двадцать лет назад она такая передовая была, над Солженицыным слёзы лила, а потом поняла, что к чему, и как-то мне проговорилась: «Надо, Неонилла Александровна, от этой жизни побольше урвать, второй не будет», – ну и пошла с тех пор вразнос… Главное – хапнуть побольше…

Откровения Трифотиной оборвало появление Маруси:

– Андрей Леонидович – к директору.

– Держитесь, – напутствовала его Неонилла Александровна.

7

Лошакова сидела спиной к двери директорского кабинета, её смятение и негодование метафорически выражал взъерошенный затылок.

– Присаживайтесь, Андрей Леонидович, – сухо пригласил директор.

«Начало сценария однотипное», – отметил про себя Андрей.

– Андрей Леонидович, – негромким сипловатым тенором продолжал дир, – Камила Павловна жалуется, что вы её оскорбляете.

– Не могу согласиться с этим утверждением, – спокойно ответил Андрей.

– Он обвинил, что я лгу умирающему Бекасову, – вдруг плаксиво загундосила Лошакова. – Я, я забочусь о тяжелобольном человеке, его нельзя расстраивать, а он – он меня оскорбляет, угрожает (Андрей встряхнул головой в недоумении: угрожает? Чем? Когда?)… Я забочусь о тяжелобольном человеке, – тупо повторила она, – это… это ложь во спасение! – выпалила она с мелодраматическим надрывом… (Ого, изумился Андрей, – какие мы выражения, оказывается, знаем, вот так да!)

Лошакова запнулась, а он молчал, твёрдо решив отвечать только на директорские вопросы – чтоб не дать втянуть себя в базарную склоку. Но дир взглянул на Андрея вопросительно, что следовало расценить как призыв высказаться по поводу лошаковской тирады.

Андрей снисходительно полуулыбнулся директору, как бы намекая тому, что оба они, неглупые мужики, понимают: нельзя всерьёз принимать неуправляемые женские эмоциональные выплески.

– Насчёт угроз – это, вероятно, художественная гипербола – я бы счёл ниже своего достоинства угрожать женщине; а что касается оскорблений, – по-моему, Камила Павловна сама себя оскорбляет собственной ложью.

– Вот, вы слышите? – сдавленно визгнула Лошакова.

– И уж никакой логики, – невозмутимо продолжал Андрей, – невозможно найти в утверждении о спасительности такого обмана. Ничего себе забота о человеке: сначала заживо похоронить автора – чем ещё можно объяснить исчезновение его книги из плана? – а потом врать ему – да ещё как убедительно, тыча пальцем в несуществующую строчку, – что всё в порядке, можно не волноваться.

– Андрей Леонидович, – увещевающе заполнил паузу дир, – Камила Павловна действовала из лучших побуждений.

– Книгу из плана выкинули тоже из лучших побуждений?

– Нет, вы видите, как он разговаривает – как он даже с вами осмеливается разговаривать! – трагически простонала Лошакова.

Дир пригладил один из торчащих над затылком вихров (второй по-прежнему щетинился антенной) и растерянно повёл глазами с Андрея на Лошакову и обратно.

Андрей тем временем попробовал выяснить, пользуясь присутствием их обоих, какое же решение принято по его докладной:

– Никифор Семенович, вот, кстати, пока Камила Павловна здесь, могу я узнать, что будет с моей рукописью?

– Я сделал Камиле Павловне замечание за нарушение нормативных сроков. В ближайшее время она вам даст ответ.

Андрей скептически улыбнулся.

– Так я могу идти? – спросил он, – надо же готовиться в командировку?

Лошакова встревоженно посмотрела на директора.

Тот замялся, потом кивнул.

– Идите, Андрей Леонидович, старайтесь держать себя в рамках – не надо обижать Камилу Павловну.

– Её обидишь, – пробурчал себе под нос Андрей и, брезгливо передёрнув спиной, направился к двери.

8

Трифотина с хищной жадностью набросилась на Андрея с расспросами – видно было, что она изнывает от любопытства.

– Что там, начальница наша, директору наябедничала? Что там у вас с ней стряслось?

Андрей с неохотой вкратце рассказал, из-за чего вскипятилась Лошакова.

Трифотина сочувственно зачмокала.

– Ай-я-яй, какая наша девушка заботливая! Вы ж понимаете – у неё только нужные авторы в почёте. Был Бекасов здоров – такая уж понимающая, участливая, а как со счетов списали – зачем он ей нужен, какая с него прибыль? Вы её ещё не знаете, Андрей Леонидович, – она без шкурного интереса никому помогать не станет. Ну, а директор небось её защищал?

– Да так… – неопределённо промямлил Андрей.

– И всегда будет на её стороне! Она же тут главный человек в издательстве, шахиня, без неё что директор, что главный – ни одного вопроса решить не могут. Она да ещё Зоя Ивановна.

– А почему ж так? – с более активным интересом спросил Андрей.

– Ну, Зоя Ивановна – понятно: у нее апком за плечами, а наша девушка… У неё, во-первых, папочка, профессор кислых щей…

– Какой профессор?

– Да Бельишкин, Пал Матвеич.

Андрей не поверил своим ушам:

– Тот, что монографию об Индюкове у нас издал?

– Не только об Индюкове. Он у нас всех классиков отпортретировал.

– И он отец Лошаковой?

– А вы не знали?

– Понятия не имел!

– Потому и все классики за неё горой. Особенно Самокрутов – самый щедрый покровитель был.

Андрей слушал Трифотину всё с большим любопытством, а та и сама увлеклась, просвещая его:

– Он раньше когда приедет – так весь Провинциздат трепещет, директор с Цибулей шлейф за ним носят, а она его на вокзале встречает, расфуфыренная, намазанная, с цветами, с тортом, – первая фрейлина классика… Вы думаете, к нему ещё кто-нибудь в поместье ездил редактированием заниматься? Вы думаете, квартира у неё откуда, муж её почему бросил? Где уж вам с ней тягаться, Андрей Леонидович!

– Так, значит… – не вполне ещё веря услышанному, пробормотал Андрей.

– Э-э-э, Андрей Леонидович, вы ещё ничего не знаете – у нас тут такая клоака («Второй раз за сегодня это слово, кто же это ещё так высказался? А, Сырнева!»)…

– Да-а-а… – протянул Андрей.

Неужели и правда – она, сравнительно ещё молодая женщина, а прежде ведь ещё моложе была – и с мерзким старикашкой, одной ногой в могиле стоящим, он ведь и тогда, когда Андрей его впервые увидел (Сколько лет с тех пор? Десять?) – и тогда уже ходячим трупом выглядел… Но чего не вытерпишь ради комфорта, денег, ради возможности топтать других, чувствовать свою власть!.. Так вот, оказывается, чем объясняется особое положение Лошаковой в Провинциздате – значит, и впрямь: не ему тягаться с этой «шахиней». Ну что ж, пусть он обречён на поражение – разве из этого следует, что надо сдаваться без боя. И неужто ум, талант, культура – так неотвратимо бессильны перед тупостью, подлостью, лицемерием, бездарностью, ложью?!. Может быть, – но лишь на узком временном отрезке, иначе мир вернулся бы уже в пещеры, а коли так – посмотрим!..