Олег Лукьянченко - Провинциздат

– Так, значит, всё дело в вашей книжке? – как бы уясняя что-то для себя, уточнила Лошакова.

– Да нет, не только, конечно, в книжке. С этого просто всё началось. По отношению ко мне я увидел, как вообще обращаются в Провинциздате с начинающими авторами – морочат им голову, какие-то нелепые требования предъявляют. Разве только во мне дело! А, например, Корзинкин? Год назад напечатали повесть – всем хороша была, а теперь зачем-то заставили переделывать – где ж тут логика… Графоманов всяких плодите, бездарного Казорезова терпите. Мало того, что эту жуткую «Мурь» издали, которую ни один нормальный человек читать не будет, – так теперь с «Ломбардом» этим: Главк и тот потребовал из плана исключить, а вы ему на какое-то пересоставление отдаёте…

Лошакова нервно вскочила и зачем-то подошла к окну. Пощупала ручку кондиционера, но так и не решилась его снова включить, затем протянула правую руку к своему шкафу, провела пальцами по корешкам и ухватила толстенный грязно-серый томище.

– Что вы знаете?.. – какая-то искренняя вроде бы горечь просквозила в её тоне. – Да от нас первый секретарь апкома требовал роман о Котлоатоме, да я десять раз заставляла Анемподиста переделывать, да я сама целые куски за него переписывала! (конгениальный соавтор, мелькнуло у Андрея) – она резко впихнула книжищу обратно на полку. – Ладно, – лицо её забавно сморщилась, приняв какое-то растерянно-щенячье выражение, – пусть это будет на моей совести…

Тут её неожиданное покаянье прервал телефон; потеснив Андрея коленями, она сняла трубку и угнездилась на своём сиденье.

– Мартын, – радостно заворковала она, расплываясь лицом, – как ты себя чувствуешь?.. Мы тут все так за тебя переживаем… – «Доходяга Бекасов, – догадался Андрей. – Скрипит ещё, а его тут уже, считай, отпели…» – Всё в порядке, ты в плане выпуска… Да кто тебе такое сказал?! – возмущённый рокот в голосе. – Как это нет? Вот, уточнённый план у меня на столе, – она суетливо зашелестела страницами. – Вот, пожалуйста, в разделе детской и юношеской литературы: Мартын Бекасов, «Колобродь», тридцать печатных листов, – и для убедительности она ткнула пальцем в одну из позиций плана.

«Потрясающе! – изумился Андрей. – Что за ворожба!» – он своими глазами видел, что Бекасов выкинут из плана, знал, что Лошакова преподносит дышащему на ладан Мартыну беспардонную ложь и сама знает об этом не хуже Андрея, как и о том, что Бекасов не видит её для пущей убедительности ткнутого в несуществующий пункт пальца, – так для кого же этот камуфляж – для самой себя, что ли?..

Впрочем, он догадывался, что существует особая порода людей, для которых постоянная ложь – привычка, и настолько укоренённая, что они сами каким-то мистическим образом не отличают её от правды. Но ему так и не удавалось осмыслить, как же можно вот так явно, ничуть не смущаясь, называть чёрное белым да ещё и, похоже, едва ли не искренне верить собственной лжи.

Всё-таки разговор Лошаковой с Бекасовым так подействовал на Андрея, что он не удержался от едкого замечания, когда обманутый Бекасов положил трубку:

– Как же так, Камила Павловна? Вы только что о совести упоминали и через минуту так непринуждённо и убедительно, – как бы это помягче выразиться, – дезинформируете тяжело больного человека… Надеетесь, он долго не протянет, никто вашу, кхм, дезинформацию не разоблачит – это понятно, но совесть-то тогда при чём?..

О!.. Быть может, бессознательно Андрей и провоцировал собеседницу на какой-то срыв, но такой злобы и ненависти, такой вспышки скрытой до того момента ярости он не ожидал.

– Встать! – истерически возопила она.

Ох, как он ощутил в этот миг просто физическое давление хлынувшего на него потока чёрной энергии, от которого его собственный адреналин брызнул в моментально загустевшую кровь, заставив сердце споткнуться, подмышки увлажниться, а кончики пальцев завибрировать в синхроне с подколенными чашечками, – но силы этой чисто физиологической реакции отнюдь недостало, чтобы заставить его потерять выдержку. Он прерывисто вздохнул, напряжённо улыбнулся и – поймал промельк яркой картинки из давней армейской поры, когда разъярённый замполит Коршун пытался взять его на горло, распекая за какую-то провинность, а он без особой натуги задавил этого плюгавого трусливого комиссаришку мощью своего баритона так, что на следующий день начальник штаба, презиравший своего политрука, с уважительным удивлением и даже некой завистью якобы журил молодого лейтенанта за его непочтительный по отношению к идеологу тон… Его ли, кто выстоял под ножом соседа-рецидивиста, выбьет из седла злоба истеричной бабы?..

– Встать, я вам сказала! – почти на визге выкрикнула Лошакова.

– Вам бы в гестапо служить, Камила Павловна, – с укоряющей улыбкой тихо заметил Андрей, выдержав небольшую паузу. – Я, конечно, зимовать здесь не собираюсь, но встану не по вашей команде, а просто потому, что сидеть тут не очень-то удобно. К тому ж и присел я сюда по вашему приглашению. Впрочем, вы меня не очень-то удивили своей непоследовательностью: это вполне в вашем логическом стиле – сначала позвать человека, а потом орать и требовать, чтоб он ушёл, – и Андрей спокойно и размеренно вернулся за свой стол, не спеша опустился на стул и склонился над рукописью Кныша.

Лошакова с минуту сидела, бурно вздымая грудь, затем, прыжком огрузневшей пантеры, метнулась из-за стола, притормозила, процедила угрозу:

– Мы с вами в другом месте поговорим, – и, на следующем рывке в сторону двери с естественной неизбежностью зацепив провод, грохнула на пол телефонный аппарат, затравленно дёрнулась, как запутавшийся в силке хищник, с трудом выпростала ногу, оглянулась, как бы раздумывая, поднять его или нет, в отчаянье махнула рукой, будто стукнула невидимый баскетбольный мяч, развернулась к двери, в два подскока достигла дверного проёма, где в то же самое мгновение обозначился овальный контур Трифотиной с двумя огромными туго набитыми хозяйственными сумками.

6

С нечленораздельным урчаньем, полуразвернувшись (Неонилла Александровна прытко сместилась в сторону), Лошакова выпихнулась в коридор, а Трифотина, одышливо сопя и причмокивая, испуганно вопросила:

– Что это… наша девушка… как скипидаром подмазанная? Это вы её так… накрутили?… – Проковыляла к своему столу. – И телефон на полу – всё ясно. Что тут у вас – очередная дискуссия состоялась?

– Да вроде того, – неохотно отозвался Андрей.

Трифотина покрутила головой и принюхалась, как следопыт, пробующий по одному ему ведомым приметам определить, что произошло. Внимание её привлёк не вровень задвинутый в ряд том «Мури».

– Опять насчёт Казорезова спорили?