Ахмед Рушди - Кишот [litres]

– В них обоих так много смыслов, – сказала Дочь. – Наверное, нам стоит попытаться связаться с ними. Я уж сумею одеть их покруче.

– Мне кажется, я слышала, что “Легион” распался, – сообщила Орнелла. – А “Аноним” теперь снимает тупые ролики про инопланетян, которые прилетают на Землю, уже прилетели и живут среди нас.

– Черт, они проникли внутрь нас и похитили нашу оболочку, – сказала Дочь, а затем провыла голосом Далека: – Мы и есть пришельцы, которых вы ищете!

На самом деле она уже довольно давно скрывалась за чем-то наподобие маски, изображая легкость и веселье, чтобы не показать никому горечи и страха, переполнявших ее на самом деле. Не так давно она пережила расставание с возлюбленным и разрыв с бизнес-партнером в одном лице, человеком значительно старше нее, польским аристократом и талантливым предпринимателем, чье пристрастие к кокаину стало огромной проблемой. Теперь Дочь была одинока и остро нуждалась в партнере, который помог бы ей с коммерческой стороной ее предприятия; она старалась справляться со всем сама, немного паниковала из-за этого и пестовала свою тоску, понимая, что находится очень близко к опасной черте. Да, думала она, маска мне ни к чему. Я уже собственная маска во плоти.

– Пойду подышу воздухом, – обратилась она к Орнелле. – Я ненадолго. Присмотри тут за всем.

Дочь прошлась мимо домов, украшенных лепниной, белой или затейливо раскрашенной, прошла мимо церкви, уничтоженной бомбой во время лондонского блица и восстановленной после войны, и оказалась перед родительской квартирой, в которой в этот час никого не должно было быть. Мать и судья должны быть на работе, а домработница уже должна уйти домой. У нее был ключ, и она вошла в здание мимо дюжих охранников “Санчо”, бросавших на нее недружественные взгляды. Неудивительно, что они затаили обиду после недавнего судебного разбирательства. Никак не отреагировав на их грязные взгляды, она поднялась наверх.

Впоследствии Дочь клятвенно заверяла, что совершенно не собиралась делать того, что сделала, зайдя в квартиру, она просто хотела какое-то время побыть в тишине, подальше от гнетущей атмосферы на работе. Вполне возможно, что так оно и есть. В какой-то момент Дочь зашла в кабинет на втором этаже, где работала Сестра, когда была дома, села за ее компьютер, разблокировала его – пароль она знала – и от имени матери написала письмо своему дяде в Нью-Йорк.

Кто-то из нас должен сделать первый шаг, а ты, возможно, слишком неуверен в том, как другая сторона воспримет твою инициативу, или слишком погряз в делах, или просто не хочешь возобновлять наши столь давно прервавшиеся отношения, поэтому первый шаг сделаю я, мой ход в старой описательной нотации: 1. Р-К 4.

Отправить.

Едва она отправила письмо, на нее нахлынула волна сладкого ужаса. Начало чему она положила? Что подумает мама? Как отреагирует дядя, который, естественно, решит, что ему написала Сестра, а не ее решившая влезть не в свое дело Дочь? Ответит ли он, или ее риск, этот дикий, запретный, переходящий любые границы поступок, окажется напрасным? Неужели она сделала неверный ход?

Ну вот, я снова прячусь за маской, думала Дочь. Она неподвижно сидела, не отрывая глаз от монитора, час, девяносто минут, два часа. Скоро Сестра и судья будут дома. Ей стоит выключить компьютер, а потом, спустя какое-то время, рассказать все маме. Или дождаться ее здесь и взглянуть неприятностям прямо в лицо.

Дзинь!

Новое входящее сообщение. Он ответил. Ее сердце замерло.

1. .Р-К4.

Это был ее ход.

В замке повернулся ключ. Дочь вскочила и выбежала из комнаты – в прихожей этажом ниже с каким-то листком в руках стояла вернувшаяся домой мать, она смотрела прямо на Дочь, и на ее лице было какое-то новое, незнакомое выражение. Она все знает, решила Дочь. Как это возможно? Не знаю, а она знает, и она просто в бешенстве.

– Спускайся, – позвала ее мать. – Мне нужно кое-что тебе сказать.

– Я должна тебе кое в чем признаться, – ответила Дочь.

– Спускайся, – повторила мать. – Будешь первой.

Итак, Дочь говорила первой, когда она рассказала о шахматных ходах, Сестра вдруг потеряла присущее ей железное самообладание и разрыдалась. О ее стоицизме ходили легенды. Эти мощные, сотрясающие тело рыдания шокировали Дочь, еще более усилив в ней чувство вины, и вскоре она плакала вместе с матерью. Через пару минут Сестра сделала несколько глубоких вдохов и, улыбаясь сквозь душащие ее с новой силой слезы, сумела выговорить:

– Родная, ты даже не представляешь, почему я плачу

На самом деле Сестра мгновенно почувствовала себя счастливой, узнав про Брата, тут же решила, что непременно ответит, и даже определилась со следующим ходом в шахматной партии. Поступок Дочери указал ей дорогу в новую жизнь, заставил поверить в то, что все еще можно исправить. Это случилось в тот самый день, когда ее обычный анализ крови показал далеко не обычный результат. Она была права насчет темной тени в своей крови. Радостное известие о том, что в ее историю снова вошел Брат, и смертельно опасный диагноз, который, весьма вероятно, станет концом этой истории, – такого контраста она просто не могла выдержать. Она протянула Дочери листок; по мере того как та вчитывалась в его содержание, ее слезы высыхали, уступая место лихорадочному блеску страха и решимости. Ей казалось, что между ними прямо на дубовом паркете прихожей разверзлась могила, из зияющей бездны которой вынырнула рука и схватила ее мать за щиколотку.

– Не переживай. Это совершенно не значит, что я умру завтра, – сказала Сестра. – Существует лечение. Иногда оно даже позволяет людям прожить все отпущенное им время. Я считаю: что мне мешает оказаться одной из таких людей?

Ни одна из женщин не заметила, как вернулся домой судья. Он подошел к Дочери и забрал у нее из рук листок.

– Если ты умрешь, Джек, – обратился он к жене, – это будет самая непростительная вещь из всех, что есть на свете.

Сестра уже выглядела спокойной, ей удалось взять себя в руки. Она откупорила бутылку хорошего бордо.

– Эту болезнь считают болезнью белой расы, – рассуждала Сестра с бокалом в руке. – А также людей, против которых использовали “Агент Орандж” или другое оружие массового поражения. Еще она передается по наследству, но это не мой случай. Как будто она случайно поселилась не в том теле, но она здесь, в моей крови, в этом нет сомнений, и, как вы видите, еще и в костном мозге. Лейкоциты очень высокие. Ошибка в клеточной ДНК кроветворной системы. Ошибка в ДНК! Как будто ты машина, собранная в пятницу вечером. Рабочие, которые меня собирали, хотели домой на уикенд, торопились и схалтурили. Но я же всю свою жизнь была чертовски здоровым человеком. Люди восхищались, какое крепкое у меня здоровье. А я им обычно отвечала: “Крепкое здоровье есть у нас до тех пор, пока однажды доктор не сообщит, что у нас его нет”.