Эдвард Сент-Обин - Двойной контроль [litres]

Олень резко обернулся, перескочил через обломанный сук, увидел просвет среди деревьев, помчался к нему, остановился, оглянулся и только после этого ускакал в луга, гордо вскинув голову.

– Какое чудо! – сказал Фрэнсис.

– Ну что, начнем разбираться? – спросила Хоуп с улыбкой, которая, как замечание в скобках, обрамила ее губы, словно их владелица забыла упомянуть об их прелести.

– Может быть, – буркнул он.

Теперь, когда олень обрел свободу, Фрэнсис тоже обрел свободу возмущаться тем, что Хоуп вырвалась из его виноватого воображения и вломилась в его жизнь, как рояль, что невнятно бренчал в квартире наверху, а потом внезапно обрушился на ошеломленного жильца.

– Может быть, в этом «может быть» кроется «может быть, и нет», – сказала Хоуп.

– Кто знает, – ответил Фрэнсис и легонько поцеловал ее в губы.

Она притянула его к себе, и поцелуй стал более основательным.

– И как ты здесь оказалась? – немного погодя спросил Фрэнсис. – Я еще не пришел в себя от нашей прошлой встречи.

– А что так долго? – удивилась Хоуп. – Жалеешь, что не переспал со мной?

– Да, жалею, – признался Фрэнсис. – А если переспал бы, то жалел бы еще больше; а еще я жалею, что вообще до этого дошло.

– Ты большой специалист в сожалении.

– В том, что касается тебя, – да.

Чувствуя прикосновения ее рук к своему телу, Фрэнсис представил, что понимает странное спокойствие, которое испытал перепуганный олень, когда Хоуп к нему притронулась. Откуда у нее такой тактильный талант и по какому праву она им пользуется?

– А на воскресных курсах тебя не учили непривязанности?

– Меня предупреждали, что бывают исключения – например, со всем тем, что мне нравится или не нравится. А с тем, к чему я равнодушен, нет никаких проблем.

– Равнодушие – это не безразличие, – заметила Хоуп.

– Да-да, об этом нам тоже на курсах говорили, – сказал Фрэнсис, – только не надо притворяться, что ты хочешь моей непривязанности. Хотя, может, и захочешь, как только я к тебе привяжусь? Или ты бродячий гуру Абсолютного парадокса?

– Совершенно верно, – заявила Хоуп. – Я – парадоксальная дакини. Вжжжух! – выдохнула она, будто супергерой, прибывающий на место неминуемой катастрофы.

– Разумеется, – устало кивнул Фрэнсис. – А нам пора возвращаться, уже поздновато для долгих прогулок. – Он начал пробираться по палой листве, между сломанных веток. – Нет, правда, как ты здесь оказалась?

– Я хотела послать тебе мейл, но Джордж с Эммой объяснили, что у тебя здесь нет интернета, поэтому нарисовали мне карту.

– Ты приехала в гости к Джорджу с Эммой? – спросил Фрэнсис, обрадовавшись и встревожившись одновременно.

В последние шесть недель Хоуп представлялась ему смутными терзаниями на далеком континенте, но сейчас, если все пойдет совсем худо, она может оказаться в его постели. Нет, нет, нет, ни за что, этого не произойдет, уверял он себя, удивленный тем, с какой силой приходится жать на тормоза.

– Да, за завтраком они упомянули о тебе, и мы все изумились такому совпадению. Ну, можно назвать это счастливой случайностью, или синхронистичностью, или…

– Нет, такое стоит дороже, – прервал ее Фрэнсис. – Я летаю экономклассом, с совпадениями.

– А как же судьба?

– Ха, это только для пилотов.

– Но хоть какие-то твои чувства путешествуют бизнес-классом? – не унималась Хоуп.

– Возможно, но, возможно, я им не верю, – сказал Фрэнсис. – Возможно, из вредности.

– А, значит, мы продолжаем разбираться? Замечательно!

Оба надолго умолкли.

– Чертополох разросся, – заметил Фрэнсис-натуралист, пробираясь между жухлыми бурыми стеблями с поникшими головками.

– Да, – с напускным воодушевлением согласилась Хоуп.

– А почему родители назвали тебя Хоуп? [47]– спросил Фрэнсис, теребя в кармане куртки ключи от дома и пытаясь разговорами успокоить участившийся пульс.

– У них, видно, надежды не было, поэтому они передали проблему мне, – ответила она. – Поэтому я и прилетела в Европу и теперь стараюсь как можно медленнее добраться до матери. К Рождеству. Она живет в белокаменном замке на утесе в Португалии. Великолепное место, жаль только, что владелица – редкая сволочь. Из-за нее я и решила никогда не заводить детей.

– А, понятно, – пробормотал Фрэнсис, пытаясь сосредоточиться; вообще-то, нужно потребовать, чтобы Хоуп вернулась в Хоуорт-Парк и больше никогда здесь не появлялась. – Хочешь чаю?

– С удовольствием, – ответила Хоуп.

Фрэнсис снова вспомнил муравьев-древоточцев. Очевидно, Хоуп завладела его речевым центром и заставляет его произносить совсем не то, что он хочет сказать. С этим надо бороться.

– Ого, это то, что я думаю? – спросила Хоуп, скидывая ботинки и швыряя дубленку на диван.

– Да, если ты думаешь, что это галлюциногенные грибы, – ответил Фрэнсис.

– Давай прямо сейчас их попробуем?

– Не самая удачная мысль. – Фрэнсис сдвинул каминный экран и подбросил дров в огонь. – Но я приготовил пакетик для Джорджа и Эммы, так что вот его и заберешь. Я сейчас принесу, а заодно заварю чай.

– Здесь так уютно. – Хоуп уселась боком в кресло и вытянула ноги к разгоревшемуся огню.

Фрэнсис ушел на кухню, налил воды в старенький эмалированный чайник с толстым носиком и свистком, очень умиливший Оливию в ее первый приезд. Фрэнсис поставил чайник на плиту и зажег газ, гордясь тем, что его вежливые, но прохладные ответы свидетельствуют об определенных успехах в борьбе с Cordyceps Californica , который пытался завладеть его телом и разумом. Он поставил на поднос заварочный чайник с пакетиком чая и две кружки. Сейчас самое время начать дружелюбную, но решительную деэскалацию их напряженных и потенциально разрушительных отношений. Да, они поцеловались, но не поцеловать Хоуп выглядело бы враждебно. А внутренний мятеж, вызванный ее прикосновением, Фрэнсис успешно сдерживал строгим полицейским контролем, хотя ему и было трудно встать на сторону дубинок, щитов и слезоточивого газа, но любая другая сторона была бы вандализмом. Он любил Оливию и ее родных и готовился любить своего ребенка. В данном случае настоящему мужчине следовало отказаться от демонстрации мужской силы.

Он забрал из кладовой пакетик с галлюциногенными грибами для Хоуп, и тут тихонько засвистел чайник. Фрэнсис метнулся на кухню, чтобы свисток не успел вывести самую резкую ноту, залил заварочный чайник кипятком, положил пакетик капсул рядом с молочником, взял поднос и решительно вернулся в гостиную.

– О господи, – вздохнул он, стоя в дверях. – Оденься, пожалуйста.

– Зачем? – удивилась Хоуп. – Ты же меня видел нагишом.

– Для разнообразия приятно поговорить с тобой, когда ты одета, – заметил Фрэнсис. – А то я тебя только и вижу что нагишом. Ну, если не считать браслета.