Йожеф Дарваш - Город на трясине

В предновогоднее утро наступает конец глубокой тишине. Итак, начался штурм города. Мы в подвале. Гаснет свет, прекращается подача воды. Над нами трещит и качается весь дом: нам кажется, что отсюда мы уже не выйдем живыми. Некоторые не выдерживают ужаса, нагнетаемого темнотой и непрерывными взрывами бомб, и выбегают во двор, но рев самолетов, треск автоматов и пулеметов загоняют их назад в подвал.

Вечером, когда прекращаются налеты и бомбежки, мы поверить не можем, что живы. Весь двор в развалинах и усеян листовками. В этих листовках русские сообщают о том, что гитлеровцы подло убили советских парламентеров, которые следовали в штаб с предложением о сдаче города, дабы избежать ненужного кровопролития и сохранить Будапешт от разрушений.

Теперь мы уже чуть ли не ждем, чтобы завтра снова начался штурм города. Он и в самом деле начинается, длится целый день и продолжается на следующий.

Темноту еще можно кое-как вынести, тем более что в подвале мигает несколько керосиновых ламп, но к концу подходят наши запасы воды. Или мы умрем от жажды, или нужно где-то доставать воду. Выйти на улицу в поисках воды — почти верная смерть, но это все же лучше, чем смерть от жажды. Под свист пулеметных очередей мы (а таких набралось несколько человек) пробираемся на соседнюю улицу, где имеется колодец, и, когда счастливо возвращаемся в подвал с водой, нам кажется, что мы были где-то очень-очень далеко, на краю света.

Дни проходят словно в бреду. Мы уже почти не различаем дня и ночи. Ход времени мы чувствуем, пожалуй, только по тому, что крысы в основном почему-то ночью начинают громко пищать и прогуливаться у нас под ногами в поисках хлеба. Мы даже не знаем, стоит ли еще над нами дом, не превратился ли он в руины.

В одну из ночей приходят полицейские и у всех мужчин подряд проверяют документы. Мое фальшивое удостоверение не помогает — меня и еще нескольких человек отделяют от остальных.

Ведут нас в академию Людовика: там помещается вербовочный центр легиона хунгаристов. Так происходит вербовка: нилашисты, полицейские, жандармы хватают в подвалах сотни людей и доставляют их сюда. Нилашистские руководители и офицеры с повязкой на рукаве, распухшие от пьянства, проводят отбор доставленного «материала». Кто был солдатом или хоть как-нибудь умеет обращаться с оружием, сразу же получает винтовку и уже может идти в окопы, вырытые где-то на соседней улице. Того же, кто не умеет стрелять, на несколько часов отправляют в подвал для обучения.

Во двор академии согнано свыше двух тысяч человек. Царит страшная неразбериха. Под утро, присоединившись к одному из отправлявшихся на фронт отрядов, мне удается бежать за ворота.

На один-два дня наступает пауза в воздушных налетах, но теперь из-за нилашистских сыщиков никто не решается выходить на улицу. Никаких исключений ни для кого: все должны вступить в легион хунгаристов, воевать или строить заграждения. Пожалуй, в городе сейчас больше дезертиров, чем солдат. А хоть кто-нибудь ведет справедливую борьбу?

Таких людей немного, и действуют они не в самом городе, а на окраинах. Почти все они рабочие.

Довольно успешно действуют уйпештцы. У них мало оружия, и они почти голыми руками достают себе его. По ночам, переодевшись в военную форму, с фальшивыми документами, они группами ходят по городу. Чем попало убивают нилашистов, разоружают солдат и таким образом достают себе оружие и взрывчатку. Жители Уйпешта выводят из строя телефонные линии и тем самым нарушают связь. Гитлеровцы вынуждены будут вскоре покинуть город, но при отступлении намереваются взорвать водопроводную станцию, электростанцию, военные заводы и ряд других предприятий — партизаны срывают эти подлые намерения фашистов, в результате чего удается почти все спасти, Они бесстрашно и ловко проникают в нилашистские центры, освобождают политических заключенных.

Патриоты из Ракошпалоты пробираются к линии фронта и выводят из строя несколько фашистских батарей. Смелые акции совершают и партизаны Обуды и Кёбаньи: они спасают ряд заводов от взрыва, помогают продвижению частей Красной Армии. Саботаж осуществляется и на периферии; на улицах появляется все больше убитых нилашистов — это по ночам «работают» партизаны.

Однако все это результат героических действий немногих. В основном же население полуторамиллионного города в страхе и трепете забилось в подвалы.

Зенитные пушки ухают почти без перерыва. Вслед за взрывами зажигательных бомб вспыхивают пожары, огненные языки причудливой формы лижут небосвод, а над пожарами поднимаются клубы дыма от пальбы зениток. Но ни один снаряд в цель не попадает. Разве это противовоздушная оборона? Зенитные батареи — только приманка для самолетов, которые обстреливают и бомбят их. По ночам гитлеровцы перемещают зенитки на новые огневые позиции. Жители подвалов ругаются на чем свет стоит: завтра их район привлечет к себе внимание летчиков. И действительно, рано утром в небе появляются самолеты. Они делают два-три круга, обнаруживают гитлеровские батареи и начинают бомбить их.

Под землей в подвалах копошатся люди, из-за каждого пустяка громко ругаются между собой. Нервы у всех взвинчены до предела. Подвалы набиты битком. Люди сидят чуть ли не друг на друге. Здесь же играют в карты, спорят и слушают рассказы вновь прибывших. Говорят, что фронт проходит в нескольких кварталах отсюда и, возможно, через день-два удастся «проскочить». Состав слушателей смешанный, есть в их числе и фашисты, и нилашисты. Кто-то из последних опровергает утверждение пришедшего и кричит, чтобы тот не распространял панических слухов, что паникеров надо расстреливать. Другие слушатели вступаются за рассказчика. Спор разгорается. Разбушевавшиеся страсти приводят к ссоре. Каждая из спорящих сторон имеет своих сторонников. Ссора заканчивается взаимными угрозами.

В одну из ночей снова приходят полицейские и поднимают мужчин. Нас выгоняют на улицу расчищать дорогу от развалин. Нехотя поднимаемся. Мы еще не начали работу, как кто-то распространяет слухи, что приближаются наши «спасители», имея в виду гитлеровцев, которые утром пройдут по этой дороге.

Нилашистски настроенная публика сразу веселеет. Я тоже потихоньку радуюсь, но по другой причине. Я хорошо понимаю, к чему такая спешная расчистка, и жду своих спасителей — солдат Красной Армии.

Нилашисты все чаще устраивают облавы по подвалам. На что они надеются?

Кто-то из только что пришедших рассказывает, что нилашисты заставили воевать даже пятнадцатилетнего мальчугана, дали ему в руки винтовку и оставили одного на углу улицы. Мальчишка случайно спустил курок, и отдачей больно ударило маленького новобранца в плечо. Тот испугался, побежал домой и заявил матери, что на фронт больше не пойдет.