Йожеф Дарваш - Город на трясине

Потеряв всякую надежду, он перессорился с матерью и женой, обвиняя их в том, что это они втянули его в такую стройку.

— Чтоб он завалился, проклятый! Тогда хоть забот больше не будет! Бедняку суждено, видать, околевать под чужой крышей!.. — ругался он.

В такие моменты Шандор мог сказать самые обидные слова. Женщины со своей стороны тоже набрасывались друг на друга. Не было ни одного дня, когда бы старая Бакошне не доставала свою плетеную корзину и не начинала собираться, приговаривая, что больше здесь не может ни часу оставаться, уж лучше она уйдет на хутор к другому сыну. Само собой разумеется, никуда она не уходила.

Однако стоило только вновь появиться надежде, как от былых ссор не осталось и следа. Женщины быстро помирились и, усевшись рядышком, вновь начали строить планы и молить бога о том, чтобы в ближайшее время он не посылал дождя на землю, пока они не покроют крышу.

Старая Бакошне сразу же побежала к соседям попросить календарь, чтобы узнать, какая предполагается погода. Она листала календарь и, с трудом разбирая ослабевшими глазами буквы, чуть ли не по складам читала стишки о народных поверьях, а затем, обращаясь ко всем, продолжала:

— «Во второй половине апреля возможны дожди и грозы, а накануне дня святого Дьердя возможен град величиной с голубиное яйцо…»

Шандор не верил ни в какие прогнозы в календаре и, посмеиваясь над матерью, заметил:

— Все нужно делать так, как делал дядюшка Кунош. Тогда все будет в полном порядке!

Жил на хуторе старик бедняк по имени Кунош. Бог обидел его разумом. Грамоты старик не разумел, и по этой причине молодые парни подчас потешались над ним, разыгрывая старика.

Однажды, когда у дядюшки Куноша был выходной, он стал собираться в село, где не был почти целый год. Ребята решили его надуть. Поскольку старик совсем не умел читать, они вынули календарь и сказали, что в тот самый день пойдет ливень с градом.

Дядюшка Кунош молча выслушал предсказание и, подумав немного, сказал:

— Покажите-ка мне то место, где написаны эти ужасные слова!

Ему показали, зная, что он все равно ничего не поймет. Старик несколько секунд молча разглядывал загадочные для него слова, а затем вдруг резким движением вырвал из календаря листок, смял в руке и, сунув в рот, проглотил.

Не успели присутствующие сообразить, что к чему, как старик, как ни в чем не бывало, спокойно заметил:

— Теперь мне никакая опасность не страшна, разве что желудок расстроится!

Шандор шутил с матерью, но в глубине души и сам ужасно боялся того, как бы природа не разрушила все его надежды…

Правда, сейчас у него не было времени долго раздумывать над этим, так как перед домом остановилась повозка и возчик позвал Шандора.

— Ну смотрите, берегите тут новый дом! — крикнул на прощание Шандор жене и матери, а затем наказал ребятишкам: — Ведите себя хорошо, чтобы на вас никто не жаловался.

С этими словами он распрощался с домашними.

Не успела повозка доехать до развилки в конце улицы, как тетушка Дьерене уже стучала в дом Бакошей.

— Соседушка, я принесла вам немного соли, — проговорила она, хотя в это трудно было поверить. — Юлишка, куда это твой муженек поехал? — спросила она тут же.

— За ним дядюшка Лайош Фаркаш прислал, позвал в свою бригаду.

— Вот и вам счастье подвалило! Этим трудом тоже можно деньги зарабатывать. Пройдет немного времени — и мы встанете на ноги. — В голосе ее звучала зависть.

Юлиш сразу же почувствовала это, но нисколько не рассердилась. Она ужаснулась другому: кто-то чужой вслух выразил ее тайную надежду, в которую она еще и сама боялась верить. А вдруг злой дух, услышав об этом, разрушит все их надежды? И Юлиш громко начала жаловаться:

— Если что и заработает, все на уплату долгов уйдет! Себе ничего не останется. Хоть бы расплатиться с дядюшкой Лайошем!.. Дом-то без крыши стоит! А откуда ее возьмешь? Никогда нам не встать на ноги!..

— Бедняк только в могиле со всеми рассчитается, — решила помочь снохе свекровь. — Только там.

Дьерене, почувствовав, что двоих ей не убедить, решила перевести разговор на другое:

— Не знаем, что и делать с Бертами! С самой осени ни филлера нам не отдали, а ведь в долг брали. Хозяин мой как-то сказал: нечего, мол, нам жалеть их. А мне их жалко. Ну куда они пойдут? Мы-то быстро себе новых жильцов найдем. Вот вчера, к примеру, заходил к нам Мишка Жига, спрашивал, не сдадим ли им жилье.

— Уж не хотят ли они опять в селе пожить?

— Видать, хотят. Но уж кого-кого, а их-то мы не пустим под нашу крышу. Уж пусть лучше Берта остается!

— Ну и цыганистый же этот Жига со своим выводком! — всплеснула руками Бакошне. — Не успеешь оглянуться, а они, действительно как цыгане, уж на новую квартиру норовят переехать. Цыгане, да и только.

Вообще-то Жига считался старожилом Сапожной слободки, но в общей сложности его семья обитала в ней не больше нескольких лет. Свой дом Жига, как и тетушка Бакошне, продал сразу же после войны, как только вернулся с фронта. А долг в то время у него был такой, что и двух домов бы не хватило. Сначала Жиги ушли на хутор на поденщину, но через несколько лет вернулись в село и сняли угол в Сапожной слободке. Не успев как следует обжиться, они уехали в соседний город, устроившись там рабочими на кирпичный завод. Однако недолго задержались и там. Вскоре снова вернулись домой. И так раза четыре или пять.

Семейство Жиги объездило всю округу — все близлежащие села и города, а быть может, даже всю область, — однако через определенное время они все равно возвращались в старое гнездо. Так они и переезжали с места на место, бедные и униженные, будто гонялись за своим счастьем, которое никак не могли поймать. Порой судьба их так разбрасывала, что казалось, будто они уже никогда больше не соберутся вместе. Михай Жига, где бы ни побывал, повсюду оставлял своих детей: одного — свинопасом, другого — поденщиком, третьего — рабочим на заводе. Однако спустя некоторое время все они вновь собирались вместе. За их постоянное бродяжничество люди прозвали Жигу и все его семейство цыганами. Многие потешались над ними, не понимая, какая сила гнала их с места на место.

— Это уж точно, цыгане, — заметила Дьерене. — Семейство Берты тоже не из усидчивых, но уж так, как эти, они не бегают. Скажи, соседушка, разве я не права?

— Права, соседушка, права.

Добившись полного согласия, Дьерене пошла домой. По дороге она встретила Яноша, холостого сына Йожи Мольнара. Янош, как Дед Мороз в рождество, тащил на спине большой мешок.

— Для тебя год, что ли, кончился? — спросила она.

— Кончился, — мрачно ответил парень, делая широченные шаги.

Когда Янош вошел в дом, мать стирала белье. Не говоря ни слова, она опустила мокрые руки и, подобно великомученице, застыла в ожидании. Мать взглянула на сына, когда он бросил в угол мешок, и на ее глаза навернулись слезы.