Йожеф Дарваш - Город на трясине

На самом же деле ничего подобного не случилось. Постепенно от него отвернулись даже самые лучшие друзья. Вот взять хотя бы Шани Мольнара, вместе с которым он сидел за одной партой. Раньше всегда они вместе шли в школу, вместе возвращались домой. Друг без друга их, бывало, и не увидишь.

А теперь однажды Шани сказал Янчи:

— Я не пойду с тобой.

Янчи в душе пытался хоть как-то утешить себя. Он делал вид, будто ему нисколько не хочется к мальчишкам, хотя его так и подмывало побежать за ними. Как было бы хорошо сбросить сейчас с ног башмаки и побегать по теплой, мягкой земле, попугать девчонок, потешаясь над их визгом и не обращая никакого внимания на их угрозы пожаловаться господину учителю!

Однако Янчи понимал, что мечтам его не суждено сбыться. Придав лицу строгое выражение, он важно зашагал рядом с братом, держа под мышкой новенькие учебники. Все Карбули обычно ходили такой важной поступью, словно хотели оторваться от земли и полететь по воздуху, при этом они так высоко задирали голову, будто гнушались смотреть себе под ноги.

Пали, например, имел обыкновение ходить ленивой походкой, махая при этом обеими руками перед собой, будто держал в руках косу. В слободке Пали так и прозвали за это Косарь Карбули. Жители слободки считали, что так ходить ему не составляло труда, потому что с детских лет он не знал тяжелой работы. Отец не посылал Пали на поденщину, и сын работал только дома. А ни для кого не секрет, что, когда человек работает на самого себя, он никогда не надорвется.

Пали Карбули хорошо знали все жители Сапожной слободки: он так красиво одевался, будто родился в богатой семье. Стоило только войти в моду сапогам с мягкими голенищами, собранными в гармошку, как Пали первым в слободке купил такие сапоги. Первым он начал носить и сорочки с крахмальными воротниками, а когда молодые парни начали носить панталоны и штиблеты, Пали моментально снял старый наряд и приобрел новый.

Сейчас как раз на нем были панталоны и штиблеты. Он так широко шагал, что младший братишка едва поспевал за ним, отставая шага на два. Может, это было и неплохо, так как Пали так размахивал руками, что казалось: попади ему кто под руки, он мигом того «скосит».

Поравнявшись с домом Борша, Пали демонстративно повернул голову в противоположную сторону, чтобы даже невзначай не взглянуть через низкий заборчик во двор. Высоко задрав голову, с гордой миной на лице он прошествовал мимо. Откровенно говоря, у него было больше причин стыдиться, чем гордиться. Видимо, он и сам это чувствовал и потому так важно надулся.

В течение нескольких лет он регулярно ходил к Эсти Борш, и все вокруг, не стесняясь, говорили, что они как нельзя лучше подходят друг к другу. И вдруг год назад Пали перестал туда ходить…

Семейство Борш всегда бедствовало, а в прошлом году бог будто еще больше прогневался на них: в хозяйстве подохла вся живность, к тому же заболел один из сыновей и за все лето не заработал ни филлера. В итоге зимой вся семья осталась без хлеба.

Старый Борш, чтобы семья не умерла с голоду, пошел в сельскую управу и нанялся на сезонную работу, за которую ему платили гроши.

Старик Карбули, который и до этого не особенно пытался понять своего сына и прочил ему лучшую невесту, терзал Пали до тех пор, пока тот не отказался от Эсти. Девушка была очень красивая: высокая, стройная, сильная. Когда Пали ухаживал за ней, ему завидовали многие парни. Однако он все же послушался отца.

Размолвка Пали с Эсти наделала много шума: в слободке только об этом и говорили. Девушка от стыда уехала в близлежащий городок и нанялась там прислугой, а ее старшие братья при встрече с Пали всегда старались поколотить его. Потом Эсти вернулась в село. Постепенно их история забылась, будто ее вовсе и не было.

Пали начал похаживать к дочери Тимара, у которого было десять хольдов земли. Вот почему теперь, проходя мимо дома Борша, Пали воротил нос в сторону, будто в этом доме его оскорбили.

Придя домой, Пали и братишка пообедали. Отец Пали на этот раз не встал, по обыкновению, из-за стола, а выразил желание побеседовать с сыном. Такое обычно случалось, когда старику в голову вдруг приходила важная мысль. Беседа проходила, как правило, так: отец говорил, а сын молча его слушал.

— Я слышал, — начал отец, — что сапожник Варга все еще пытается продать свой участок в шесть хольдов. Брат пастора торговался с ним, но они почему-то не договорились. Вот если бы мы не купили раньше свой участок, то могли бы что-нибудь предпринять…

Проговорив это, Карбули замолчал, но совсем не для того, чтобы выслушать мнение сына, а, скорее, чтобы переварить сказанное самим. Вообще он вел беседу только потому, что лучше соображал, когда высказывал свои мысли вслух.

Скорчившись, будто весь ушел в себя, он сидел на табуретке и производил впечатление человека, на которого свалились все беды и несчастья и который теперь боится заглянуть в будущее, так как оно не обещает ему ничего хорошего. На самом же деле у него не было никаких причин для печали.

Те, кто знал его еще в молодости, рассказывали, что он вступил в жизнь гол как сокол. Отец его был беднее бедного: всю жизнь проработал поденщиком. Ходила молва, будто он влюбился в дочку одного хозяина и девушке он тоже очень нравился. Узнав об этом, отец девушки вместе с сыновьями выставил Карбули с хутора.

Люди говорили, будто Карбули, уходя от хозяина, пригрозил ему:

— Вы у меня запомните этот день! Вы еще станете нищими, а Шандор Карбули разбогатеет…

И нужно сказать, что с молодых лет он начал упорно работать, тянул лямку, как бык, и собирал филлер за филлером. И даже когда его сверстники ходили по гулянкам, он продолжал работать. Злые языки говорили, будто, собираясь жениться, он сначала узнал, а не много ли невеста ест…

Правда, жена ему досталась бережливая, под стать мужу. Их первым приобретением был крохотный клочок земли, в который он вцепился, как клещ. Обрабатывал его, лелеял. Со временем прикупил еще клочок в полхольда, а затем — в хольд. Постепенно образовалась солидная полоса, и они поставили дом. Дела шли все лучше и лучше, и не мудрено, если скоро он вместе с сыновьями приберет к рукам весь хутор.

Разумеется, помимо трудолюбия ему еще и везло, так как за что бы он ни брался, все ему удавалось. Однако, несмотря на все свои удачи, он почему-то не чувствовал себя героем. И хотя он с сыновьями ходил по хутору с таким видом, будто добрая его половина уже принадлежала ему, в глубине его глаз пряталась какая-то затаенная печаль.

В округе их не любили. Правда, враждебно к ним никто не относился, более того, многие старались скорее заискивать перед ними в надежде получить деньги в долг или еще что. Однако они постоянно чувствовали себя здесь чужаками.