Владимир Шапко - Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг

— Вина хорошего купи. Бутылку. — Подумала: — Ну и водки, что ли. Гость любит шандарахнуть. Но только фунфырик. Хватит ему. Чтобы мельницу запустить.

Сергей был старше сестры всего на год. Знал о ней всё: выросли вместе. А тут вдруг — «гость» у Лидки появился. Который к тому же любит шандарахнуть. Чтобы мельницу запустить.

— Ну, племяш — готов?

— Готов, дядя Серёжа!

— Тогда погнали.

Дядя и племянник направились к двери. И сумку под продукты не забыли.

— Деньги возьми, Сергей! В серванте.

— Ещё чего! — хлопнула дверь.

Вечером Сергей Петрович Зиновьев, начальник планового отдела Вологодского комбината железобетонных конструкций, встречал гостя (любовника) сестры. Он был искренне рад, что у неё наконец-то кто-то появился.

В прихожей перед Сергеем Петровичем стоял невзрачный и словно бы застенчивый мужичонка с кучерявой головой. Который ухватился за протянутую руку Сергея Петровича как за спасение. Который тряс её и беспрерывно говорил, как спасённый. И смеялся. Без всякого фунфырика. К нему присоединился прыгающий Ярик, и два звонка сразу укатились в комнату. Оставив Сергея Петровича в некотором недоумении: однако застенчивый.

Сели за накрытый стол. Ярик забыл о приехавшем дяде — с обожанием смотрел на кучерявого. Лепился к нему. А тот — тарахтел. Не умолкая. И шутки сыпались, и смех, и вопросы к Зиновьеву: кто вы такой, Сергей Петрович, да с чем вас можно кушать.

Зиновьев хорошо закусывал. Но отстранял лезущий графинчик, пил только вино. С улыбкой посматривал на сестру и её кипящего хахаля. Надо же, называет его на вы и по имени отчеству. Впрочем, это так и должно у неё быть. Как говаривала незабвенная мама — Лидка наша красивая, но навек мешком пуганая: как бы чего не сказали, как бы чего не подумали.

Плоткин не умолкал. Умудрялся следить за будущим шурином. Брат был очень похож на красавицу сестру. Правда, нос — правильной красивой формы — был мелковат для большого лица. Словно взял его брат у сестры на время, напрокат. Зато глаза такие же: темные, бархатные. И волосы густой шапкой, как у сестры.

Плоткин, хитрый, подпускал:

— Вы большой начальник, Сергей Петрович. На вас всё производство держится. Весь ЖБЗ.

Зиновьев солидно надувался, но слова растягивал:

— Да не-ет, всего лишь в плановом я. Бумажки перебираю.

Однако пыжился не долго. Вдруг скинул маску и весело сказал:

— А не сыграть ли нам в нарды, Григорий Аркадьевич. А? — Сказал как совсем другой человек. — Знаете эту игру?

Плоткин отпал. Повернулся к Лиде. Как так, Лида? Начальник всего ЖБЗе — и нарды. Возможно ли такое? Я, может быть, ослышался?

Зиновьева не выдержала, рассмеялась:

— Ладно уж. Сыграйте. Пока я чай буду собирать.

Двое взрослых и мальчишка — сразу к дивану. И вот уже встряхивают коробку, тарахтят кубиками, как небывалыми драгоценностями, и раскрывают её, и начинают кидать кубики. И про всё на свете забыли! Оказывается, и Плоткин тоже большой мастер в этой дурацкой игре. Сразу учить начал. Останавливать, доказывать.

Лида Зиновьева улыбалась, уносила всё со стола, чтобы затем накрыть чай. С тортом. С домашним вишнёвым вареньем, которое привёз с собой Сергей.

Но игроки (кроме маленького) ещё до чая вдруг полезли в кухню курить. Сергей распоряжался. Как у себя дома. Раз балкона нет, а на лестнице нельзя — потерпишь, Лида.

Задымили, не обращая внимания на хозяйку. С рукой в форточке Зиновьев походил на баскетболиста-дылду, забывшего руку в корзине, а коротышка Плоткин с дымом — на его беспокойного наставника, тренера. Лидия Петровна не выдержала, захлопнула их. Какой пример Ярику!

— Куда лезешь? Там никотиновая баня! Повеситься можно!

Мальчишка гыгыкал: обманываешь, мама. Там никотиновый рай!

В воскресенье в парке всё на том же на Крестовском Лидия Петровна смотрела на двух мужчин, которые, словно соревнуясь в удали перед ней, взмывали и падали на русских горках. Ярик дёргал за руку: «Во дают, мама! Вот крутые!»

Зажатые в тисках, Зиновьев и Плоткин вылетали наверх, солнце баловалось наверху, не находило себе места, и друзья с криками вновь устремлялись вниз.

Выдернутый Сергеем из механизма, Плоткин плясанул на твердом, чуть не упав, но устоял.

— Лидия Петровна, невероятно! невероятно! — восклицал он. — В следующий раз непременно с вами покричим!

Пошли дальше. Однако Плоткин вошёл во вкус. Решил добить Зиновьеву и остальных.

Когда его привязывали к катапульте, громко спросил у Сергея Петровича, к какой партии тот принадлежит.

— В ЛДПР я вообще-то, — удивился тот. — А что?

— А меня, если погибну… прошу считать коммунистом!

Закрыл глаза и взлетел в небо.

Его отвязывали на земле. Совали нашатырный спирт. Космонавт мотал головой. Нужна была реабилитация.

— Ярик, за мной!

И как уже было здесь, космонавт плавно плавал с мальчишкой по кругу в неопасной лодке. Шла реабилитация. К брату и сестре выплывали две рожицы с улыбками до ушей.

Сестра трудно спросила: «Как он тебе?» Вынуждена была спросить. Брат мгновенно понял: «Мировой мужик, Лида! А хохмач какой! И Ярика любит. Даже не раздумывай. О свадьбе не забудь позвонить». «О свадьбе». «Даже не раздумывай». А брат уже встречал двух отважных:

— Вот вам по мороженому, корешки. За храбрость!

Ещё ходили по парку. Стреляли по очереди в тире. Кроме Зиновьевой. Катали Ярика на пони. Тут работала сама мать, шла рядом, оберегала. Мужчины в это время глотали табак в кустах. Выглядывали оттуда, как диверсанты.

В кафе, куда, проголодавшись, зашли, всё было так, как и должно быть в кафе в парке — яркие рисованные звёзды на чёрном потолке, барменские понты с летающими над стойкой бутылками, тихая приятная музыка, под которую томно пережёвывались со своими дамами кавалеры.

После вкусного долгого обеда, где был и мясной салат, и рыбный, и овощной; и вкуснейшая пицца, когда большущий треугольник подносишь ко рту на пяти пальцах, как часть от целой клумбы на столе; и бутылка хорошего вина, и тархун для Ярика, и мороженое шариками — после всего этого пиршества Плоткин и Зиновьев спорили, кто должен рассчитаться. («Я заплачу» — «Нет, я! нет, я!») Начальник ЖБЗ не торопясь разваливал надёжный верный бумажник, набитый купюрами. Плоткин по всем карманам — шарил. Выдёргивал бумажки. Официант индифферентно стоял. Напоминая клюшку от гольфа. Шустрый Плоткин победил — насовал индифферентному сполна.

Когда ехали домой, Ярик в мотающемся вагоне привалился к маме и спал, обнятый маминой рукой.

Разбуженный, потягивался:

— Это уже наша остановка? Да?

Всю неделю, пока брат гостил, Плоткин каждый вечер неизменно возникал на пороге. Зиновьева, встречая, помимо воли недовольно опускала глаза. Никакой буфер не получался. Более того — Плоткин душевно тряс руку Буферу, тот ему тоже. Потом, точно талисман, оба теребили голову Ярика и, не теряя ни минуты, сразу же усаживались к нардам. И Ярик, конечно, вместе с ними.