Филип Хеншер - Дружелюбные

– Как мило с вашей стороны! – Хилари вошел с букетом желтых тюльпанов в руке. Через другую руку был перекинут плащ. Вечер солнечный, идти шагов тридцать, так что он мог бы и обойтись без верхней одежды. – Тиллотсоны жили по соседству тридцать лет или около того, а пригласили меня только на Рождество, на пару бокальчиков. Держу пари, ну и торговались же они, когда продавали дом!

– Проходите, – произнес Шариф. – Назия вас ждет, мальчики сейчас спустятся.

– Всего лишь запеканка, ничего особенного, – предупредила Назия.

– Люблю запеканку, – без восторга заявил Хилари. – О, кажется, вы покрасили гостиную. У них же обои были, да? Обжились, значит. А дочка ваша сегодня не дома?

– Только мальчики, – сказал Шариф. – После интернатуры Аиша работает на благотворительность.

– Неправительственная организация – так это называется, – уточнила Назия. – Что-то про образование женщин.

– Хорошее дело, – одобрил Хилари, усаживаясь. – Интересно, они с моей дочкой встречались? С младшей. Работает в благотворительности. Очень стоящая, серьезная контора: поставляет в Африку медикаменты. Очень нужное дело: не то чтобы куча народа умирала от смертельных болячек ежегодно, на эти болячки вообще обращают мало внимания, но с ними вполне можно справиться. Моя младшенькая по этой части. Не знаю, чем заменить такую помощь в подобных местах. Какие-то болезни можно и вовсе изничтожить. Избавились же мы от оспы.

Шарифа все устраивало. Ему дали четкие указания: у человека совсем недавно умерла жена, так что никаких споров и тому подобного, так что он просто спросил:

– Не желаете ли выпить? Может, сухого хереса?

Два дня назад были куплены бутылка и шесть бокалов, а потом, на всякий случай, джин и тоник. Им повезло: Хилари сказал, что не особенно любит херес, но от джина с тоником не откажется, если у них он, конечно, есть.

Попроси гость чего-нибудь посложнее, они бы попали в неловкое положение. Шариф тренировался. Сходил на кухню и положил в два бокала лед. Острым ножом осторожно отрезал по ломтику лимона и положил в каждый бокал. Достал из холодильника бутылку тоника, водрузил все на поднос и понес в гостиную, где стоял шкафчик для напитков.

– Старые кошелки! – бурчал Хилари в этот момент. – Вечно тащат лазаньи, рыбные пироги и даже тушеную говядину в фольге! Спасу нет.

– Ну, думаю, они же из лучших побуждений! – отвечала Назия.

– Уж это точно, – говорил Хилари.

Шариф достал бутылку. Тут-то его познания и закончились. Подготовительный этап он осилил, но сколько джина и сколько тоника теперь наливать? Понимал, что спрашивать – не дело. С чувством, что обе бабушки смотрят на него с недоверием и ужасом, он осмотрительно налил гостю половину бокала джина, а половину – тоника. Себе он налил чуть-чуть, на миллиметр или два на донышке бокала. Когда-нибудь, должно быть, он привыкнет к здешним порциям спиртного.

– А ваша супруга ничего не будет? – Хилари поднял бокал. – Вот спасибо. Ну, за вас! Господи, джина вы не пожалели. Любите покрепче, да? Вот и моя любила так же. А я слабоват. Не могли бы вы отлить отсюда и долить тоника?

– Мы не особенно разбираемся в алкоголе, – улыбнулась Назия. – Ни у мужа, ни у меня дома не пили.

– А, точно ведь, – сообразил гость.

– Вообще-то, – порядком раскрасневшийся Шариф вернулся с кухни с исправленной версией, – я попробовал спиртное, только когда родилась дочь.

– Удивлен, что вам понравилось, – сказал Хилари. – Если пока не доводилось, лучше не привыкать, как старый врач говорю.

– По ошибке, – пояснил Шариф. – На летнем пикнике нашего факультета; я только приехал, попросили прийти с женой и дочкой: из напитков был фруктовый пунш, и я выпил его залпом. Жара стояла, Назия собралась дать стакан нашей дочери, Аише, ей восемь было, но Ада Браунинг бросилась к ней и пресекла. Вы же знаете Аду. Она упоминала о вас.

– Ах, Ада… – сказал Хилари. – Подруга моей жены. Не помню, где они познакомились. Она с вами работает? Тоже инженер? Вы же по инженерной части? Прекрасный человек – так все всегда о ней говорят.

– Нет, она факультетский секретарь, – ответил Шариф. – Ну, она была на нашем новоселье, когда вы… Ада. Наша курица-наседка, как мы шутим.

– Греет неоперившихся инженерчиков, высиживает и иногда кудахчет. Представляю. Всем бы нам порой… Так, значит, вы теперь употребляете спиртное? А жена? Про дочь не спрашиваю, но вроде для такого она уже совершеннолетняя.

– Надеюсь, все прошло хорошо? – спросила Назия. Шариф понял почему: разговор застрял на том, кто пил и когда, точно говорить им было больше не о чем, как и случается между неблизкими знакомыми. – Я про похороны вашей бедняжки жены. Это всегда так непросто.

– Да, – сказал Хилари. – Могу лишь порадоваться, что все кончилось. – Назия улыбнулась и отбыла на кухню: зачем – Шарифу оставалось только догадываться. – Все эти люди, с которыми она так дружила, из книжного клуба и соседи… Простите, я не хотел… Моя старшая, Блоссом, всегда так помогает в таких вещах. Она помнит, кто есть кто, а я вечно забывал. Когда я еще принимал пациентов,

всегда хотелось сказать: а, это вы, очень хорошо помню вашу кисту… но вот как вас зовут, я совершенно забыл. Полагаю. – С почти слышимым хрустом сломав коросту хороших манер, Хилари повернулся к Шарифу спиной. – Аолагаю, то же самое вам доводилось думать о студентах.

– Да, – сказал Шариф. – Да, очень похоже на то. Прошу прощения, я на минутку.

На кухне Назия с обычной сосредоточенностью смотрела сквозь стеклянную дверцу духовки. Внутри, подсвеченная теплым светом, красовалась запеканка, будто певица на полуночном концерте по телевизору, поющая сентиментальную песенку и одетая соответственно.

– Еще полчасика, – заметила Назия. – Славно, правда? Надеюсь, мальчики скоро спустятся.

– Думаю, играют в свою игру, – сказал Шариф. – Сходить позвать?

– Нет, не стоит. Сами придут. Оставь их в покое.

Делать на кухне ему было нечего, так что пришлось вернуться в гостиную, к скучному соседу. Шариф думал: «Невероятно, я женат двадцать шесть лет, но не могу признаться своей жене в том, что всегда считал: не стоит звать англичан к себе домой». Жаль, что он не может отсидеться на кухне, как она. Ничего, вот уйдет старый доктор – и он ей припомнит это «славно».

Старик все еще сидел в одиночестве.

– Еще джина? – предложил Шариф.

– Нет, мне вполне хватит, спасибо.

– Говорите, ваша дочь работает в международной благотворительности?

– Ну да. Уже пару лет. Кажется, ей нравится. Думаю, много кому пришлась бы по душе работа, на которой ты вроде бы приносишь пользу. Должен сказать, не знаю, как будет справляться остальной мир, если мы перестанем регулярно давать ему кучу денег.