Филип Хеншер - Дружелюбные

– А ты бы развелась? – спросил Хью.

– Так сперва надо выйти замуж, – в легком замешательстве, моргая, чтобы проснуться, отозвалась Лавиния. – А пока этим и не пахнет.

– Да, но ты бы никогда-никогда не вышла замуж, – продолжал он, – если бы была малейшая возможность захотеть развода, если бы тебе вообще могло такое прийти в голову.

Лавиния задумалась – или сделала жест, означающий «я думаю». Горячей и возбужденной вере Хью требовалось подкрепление.

– Нет, конечно, – согласилась она. – Я никогда не выйду замуж, если стану хоть немного думать о том, что мы можем развестись.

– Но мама и папа… – сказал Хью.

– Ой, мама и папа! – отмахнулась Лавиния.

– Надо было приехать пару недель назад! – заявил он.

– Да ладно, когда мы с тобой родились, они жили уже пятнадцать лет, – рассудила Лавиния. – Папе было за сорок, маме – почти сорок. Когда они поженились, все было иначе.

– Держу пари, что они не изменились, – возразил Хью. – На свадьбе мама клялась ему в любви и все такое, а потом начала то так, то сяк подшучивать над ним и говорить «как это похоже на папочку», а папа, зуб даю, пожимал плечами и искал, кого бы еще обаять.

– И кому бы раздать ценные указания, – подхватила Лавиния. – Я спала?

– И храпела как дьявол, – подтвердил Хью.

– Мне приснился чудный сон, – сообщила Лавиния. – Как будто мы едем куда-то с тобой на машине, проснулась – так оно и есть!

– Какое нетребовательное у тебя Оно , – с деланой важностью сказал Хью.

– Но он так уверенно об этом говорит! – воскликнула Лавиния. – Если верить Лео, решение уже принято. Думаешь, ложная тревога и все будет как прежде?

– Он ей ничего не сказал.

– Он ее не любит. И никогда не любил. Он намерен сказать, что не любит ее и что она свободна до самой смерти. В противном случае…

– Да не будет никакого противного случая, – произнес Хью. – Думаешь, это М25 продлится вечно? Сколько мы уже по нему едем?

– Так вот же указатель! – Знак гласил: М1, на север. – Хью, поворот!

Какое-то время – уж точно, пока Лавиния спала, – они ехали по правой полосе. И Хью катил дальше – в зеркале заднего вида отражался его взгляд.

– Хью, надо перестроиться в левый ряд, – сказала она. – Хью!

– Знаю.

– Ты пропустишь поворот! – Теперь стало видно развилку. До того места, где требовалось сойти с М25, оставалось всего две полосы, и, запаниковав, точно Хью не услышал ее слов, она потянулась к рулю – нет-нет, она вовсе не собиралась тянуть, но, прежде чем осознала…

– Господи!!!

…машина слегка дернулась и направилась к средней полосе. Позади, совсем близко, заревели сигналы, засверкали фары. Хью твердо потянул руль назад, и автомобиль снова пристроился на правую полосу. Слева мимо них скользнул черный BMW. Водитель – лысый, чисто выбритый мужчина – в приступе гнева потрясал кулаком и разражался потоком сквернословия; на заднем сиденье перепуганные дети подняли руки, чтобы от чего-то закрыться; тут машина исчезла. Хью, белый как полотно, закусил нижнюю губу. За BMW образовался зазор, Хью посигналил, быстренько перестроился в средний ряд, снова посигналил и вклинился между двумя белыми фургонами на крайнюю левую полосу: снова рев и фары. Не успев глазом моргнуть, они очутились на повороте на М1, на север.

– Господи!.. – через десять минут смог выговорить Хью. – Лавиния, ты нас чуть не угробила!

– Прости. Я просто запаниковала.

– И было бы из-за чего. Все абсолютно под контролем. Если бы мы проскочили этот поворот – свернули бы на следующем.

– Прости, Хью, – повторила Лавиния.

– Просто обещай, что больше такого не повторится.

– Обещаю.

– Хорошо, забыли.

Но как получилось, что Хью умеет водить машину? Вообще вести себя как взрослый? Она узнала чувство, побудившее ее протянуть руку и указать ему путь. С тем же чувством она в три года держала его за руку, чтобы он не упал, с тем же чувством слушала, как он в дальнем углу сада заучивает роль в школьной постановке «Сурового испытания» [35] Пьеса Артура Миллера (1915–2005), посвященная процессу над салемскими ведьмами. , и подсказывала ему с раскрытой книгой наготове. Время от времени ей требовалось протянуть руку и убедиться, что он на верном пути. Этот постулат сформулировала сама Лавиния, а теперь она внимательно обдумывала его. Кому это было нужно на самом деле? Хью или ей самой? Потому что уже не раз брат оказывался взрослее в том, что касалось интересов и способностей. В пятнадцать лет ее ошеломило известие, что у него есть подружка, вполне серьезно к нему привязанная, а еще чуть позже оказалось, что они уже спят вместе. И у Хью, и у Лавинии были дома и жильцы – но именно брат помог ей купить дом, оформить ипотеку и даже найти жиличку: сама бы она в жизни не справилась. Он, однако же, управлялся блестяще: в доме в Баттерси он остался единственным из пяти жильцов, снявших его изначально, и теперь за съем платили уже ему. Всякий раз, когда кто-нибудь съезжал, он взимал с того, кто занимал освободившееся место, на десять фунтов в неделю больше. Брат доверительно сообщил Лавинии, что сейчас набегает приличная сумма: фунтов шестьдесят-семьдесят в неделю. Ей следовало принять как факт то, что у него получается быть взрослым, а у нее – нет. Как и то, что она не утратила привычки время от времени протягивать руку и, не умея водить, импульсивно тянуть руль на себя. Когда-нибудь Лавиния погубит их обоих. Ощутив желание прощупать почву, понять, откуда взялась эта потребность, она весело спросила:

– Я съем батончик, а ты будешь?

И совершенно не удивилась, получив ответ, над которым явно раздумывали час или около того:

– Нет, спасибо. На самом деле я не хочу есть всю эту дрянь.

Какое-то время они ехали молча, влившись в спокойный поток движущихся по шоссе автомашин. Лавинии хотелось что-нибудь сказать, чтобы Хью снова обратил на нее внимание, но в голову ничего не приходило. В конце концов, она знала о его жизни все: через неделю в Национальном театре начнутся прослушивания на «Варфоломеевскую ярмарку» Джонсона, прогон «Сенной лихорадки» закончился неделю назад – она была на последнем вечернем спектакле. Ему повезло: не нужно в поте лица искать заработок. Пусть он не стал звездой сцены и его имя не смотрит с афиш, но на жизнь хватает, а работа нравится. Не стала исключением даже та неделя, когда он за два дня озвучил документальный фильм об Англо-бурской войне.

– Остановимся при первой возможности, – вскоре сказал Хью. – Я бы отдохнул.

– Это как раз там, где мы не сумели найти машину. Ходили и ходили по парковке, а в итоге Лео предположил, что мы могли зайти на парковку на другой стороне шоссе.

Хью не позволил себе рассмеяться – совсем недавно Лавиния допустила досадную оплошность. Но слегка усмехнулся.