Филип Хеншер - Дружелюбные

– Что, для ланча слишком рано? – спросила она.

– Вовсе нет. Полдень. Вот что я тебе скажу – в Дерьмовом Уголке мы точно не остановимся. На следующем перекрестке найдем симпатичный маленький паб в торговом городке. Что думаешь?

– Симпатичный маленький паб в торговом городке, – повторила Лавиния. Но в этом слышался сарказм, который вовсе не подразумевался ею. – С удовольствием. – Однако голос ее прозвучал так, точно ей не принадлежал.

– Ну, нам больше ничего и не остается.

Если уж Хью сердился, с этим ничего нельзя было поделать.

Километров через десять показался перекресток; указатель гласил: Нортхэмптон.

– Симпатичный маленький паб в торговом городке, – повторила Лавиния, на сей раз на самом деле не без сарказма.

Так ее брат представлял себе жизнь: теперь она ясно увидела – он стал жестче; актер в нем искал нечто яркое, то, что легко умещается по ту сторону рампы, то, что можно показать, – а для этого нужно, чтобы и он, и публика знали, о чем речь. Симпатичный маленький паб в торговом городке. При этих словах то, что имел в виду Хью, становилось осязаемо, зримо. Вот и все, что актеру надо: уловить, что знает он и знает его зритель. Но Хью всю жизнь прожил в двух городах, Шеффилде и Лондоне, и его познания о симпатичных маленьких пабах в торговых городках совсем скудны. Лавиния почувствовала: ему, актеру, требуется очень быстро усвоить, какой должна быть жизнь, какова она в других актерских интерпретациях. В это мгновение сестра возненавидела брата за эту его очаровательную ограниченность, но тут же поняла: он просто озвучил банальность, расхожее выражение, скоро станет ясно, что на самом деле ничего подобного не предвидится. В его воображении симпатичный маленький паб в торговом городке был вполне реален – точнее, реальными были его детали: хозяйка определенных статей, меню, неброский пыльный интерьер, цветы, латунные бляхи и завсегдатаи… На сцене эти слова воспринимались по себестоимости, но действительность вмешается, заявит свои права – и подведет его. Брат унаследовал обаяние их отца вместе с ограниченностью этого обаяния.

Теперь перед ними расстилалась английская глубинка – представлявшая собой серое дорожное полотно с указателями, взрезавшее землю. На хребтине холма выстроились в ряд телеграфные столбы и примостилась рощица из четырех деревьев. Водитель контейнеровоза припарковал свою махину к обочине и с озадаченным видом обходил вокруг груза; так они и не узнали, что привело его в такое недоумение.

– Ты бы хотел жить за городом? – спросила Лавиния.

– Очень, – отозвался Хью, – когда состарюсь: симпатичный домик, очень уютный, с низкими потолками, розами у крыльца и тропинкой до парадных ворот. И гусями в пруду.

– И с соломенной крышей?

– Может быть. Не знаю. Разве в этой соломе никто не заводится? Что за хрень.

– А может, в торговом городке?

– Стану ли я жить в торговом городке? Давай подумаем. Мы говорим о пенсии? Хочу белоснежные волосы, трость, фетровую шляпу…

– Так ты же не хромаешь.

– Не хромаю. Просто хочу трость. А дом… дай-ка подумать. Большой квадратный особняк в георгианском стиле, с квадратным садиком, совсем простой, две лужайки и тропинка, маленькие совсем лужайки. Как думаешь, посадить вишневое дерево? Может быть. Ах да, и кот в окне, рыжий и полосатый, а сквозь перила забора просунуто объявление о церковном празднике. Чего это ты?

– Да так… – ответила Лавиния. – Думаю, мне не по силам было покупать эту чертову квартиру. Легко представляю себя живущей в ней и когда мне будет девяносто.

– Можешь переехать ко мне, в особняк. Не переживай, – отозвался Хью. – Все, мы на месте. Как тебе?

Он последовал лишь ему известным проверенным маршрутом и, болтая с сестрой, направил машину прямо в центр маленького торгового городка – Таунчестера, так, кажется. Тут же появилось подобие главной площади. На ней внезапно нарисовались какое-то общественное здание с вычурной башней, выкрашенная белой краской гостиница, а перед ней – пустая парковка. Лавиния сдалась. Мысли Хью двигались по привычной траектории, рисовали знакомые картины, и вдруг… Ты не успевал оглянуться, как все эти клише появлялись у тебя перед носом. Мир вел себя так, как было удобно Хью. Тогда как сама она могла пройти всю Оксфорд-стрит, бормоча: « Где-то тут должен быть туалет».

Становилось жарко. В обширном холле отеля царили полутьма и прохлада, на столике у двери красовалась ваза с белыми цветами, пол был вымощен потертой до блеска и потемневшей от времени каменной плиткой. В полной тишине Хью снял солнцезащитные очки и проследовал налево, в бар – чистое пространство: дерево и начищенная медь.

– Никого нет, – сообщил он.

– А вот меню, – услужливо подсказала Лавиния.

– Да, вроде все в порядке. Эй! Есть тут кто-нибудь?

Из-за стойки показался человек, вытиравший бокалы в буфетной. Он обозрел Хью и Лавинию: наверное, они выглядели симпатичной парочкой из Лондона. Хью в белой сорочке и светлых брюках, Лавиния в летней блузке без рукавов.

– Что вам угодно? – спросил бармен.

– У вас можно заказать обед? – спросил Хью.

– Надо думать… Сегодня тут почти пусто, но для вас что-нибудь соображу.

Они сделали заказ. Меню не баловало разнообразием, но, вероятно, здесь кормили лучше, чем в закусочной на заправке. Бармен утратил профессиональное спокойствие и сделался весьма разговорчив.

– Вы тут по делу или как?

– Да просто заехали, свернули с шоссе. Хотели передохнуть – знаете же, как это бывает.

– В каком смысле?

– Мы едем в Шеффилд. Из Лондона. По… шоссе?

– По М один, – вставила Лавиния.

– А, это, – сказал бармен. – Во времена моих мамы с папой из-за него тут был полный бардак. Никому от него пользы нет. Жизнь ускоряется и ускоряется.

– Я вас понимаю, – заверил Хью.

Лавиния хихикнула бы, но предпочла сидеть с торжественным видом, думая об обеде.

– Оттого-то тут так тихо, – сказал бармен. – Держимся только за счет бизнеса по субботам. И по вторникам, конечно.

– Сегодня воскресенье, – напомнил Хью.

Половина второго – а они единственные посетители.

– Ну, что поделать, бывает, – пожал плечами бармен.

Он прислонился к барной стойке, извлек из баночки из-под оливок зубочистку и принялся ковырять в коренном зубе. Теперь Лавиния недоумевала, почему заведение поначалу показалось им чистым, уютным и отдраенным. Манжеты барменовой рубахи были потрепанными, засаленными и с черными ободами по кромке. Когда он наклонился, чтобы поставить напитки, от его одежды пахнуло несвежестью. Интересно, кем были его родители во времена строительства шоссе. Он казался сыном отельеров, переживающих не лучшую пору.

– Пойду гляну, что там с лазаньями, – сообщил бармен. Но не тронулся с места. – У нас тут новый повар. Иные и пары месяцев не задерживаются. Этот из… как там бишь? Мама нашла. Вроде недорого берет.