Николае Есиненку - Деревянная пушка

Хотя в воздухе еще витает грозный запах бедствия, кое-кто уже находит смелость смеяться. Человек пятьдесят собралось вокруг поседевшего от ужаса мужчины, и все дружно хохочут. Мне кажется, и сам он улыбается. А ведь ни одного седого волоска не было! Побелел как лунь. Он сидел в ванне, когда началось. Народ хохочет. Новый взрыв хохота раздается в тот момент, когда узнаю́т, что это именно он бегал из квартиры и назад с криком: «Я голый! Голый!..»

— Идите спать! — раздается внезапно голос сверху.

Боже мой! Это женщина, и кричит она с восьмого этажа.

Все глаза устремляются к ней. Ее прозвище — Сова. Так зовет ее весь дом. Она старая, одинокая — ни детей, ни мужа. Целыми днями сидит на балконе и лузгает семечки.

— Ничего больше не будет! — кричит она. — Сказали!..

Кто сказал? Когда?

— По радио сказали, — объясняет Сова. — Местная сеть работает. И в центре все в порядке. Вот опять передают. Идите и сами послушайте…

«Но все это пустяки по сравнению с тем, что произошло в самом заливе Литуйя… Затаив дыхание от страха и удивления, супруги Суонсон наблюдали, как танцевали горы в сгущающихся вечерних сумерках. На их глазах гигантские оползни, поднимавшие тучи пыли и снега на своем пути, начинали бег по склонам гор. Вскоре их внимание привлекло совершенно фантастическое зрелище: масса льда ледника Литуйи, находящегося далеко к северу и обычно скрытого от взоров пиком, который высится у входа в залив, как бы поднялась выше гор и затем величественно обрушилась в воды внутреннего залива. Все это походило на какой-то кошмар!..

Несмотря на то что катастрофа происходила в девяти километрах от места стоянки кораблей, все выглядело ужасно. На глазах потрясенных людей вверх поднялась огромная волна, которая поглотила подножие северной горы. После этого она покатилась по заливу, сдирая деревья со склонов гор, разрушая недавно покинутую стоянку альпинистов; обрушившись водяной горой на остров Кенотафия, она поглотила старую хижину Хускрофта и наконец перекатилась через высшую точку острова, возвышавшуюся на 50 метров над уровнем моря…

Голые склоны гор по берегам залива свидетельствуют о высоте волны — местами она достигала 165 метров!»

Люди постепенно расходятся. Поднимаются по лестницам. С детьми и без… Кто шутит, кто угрюмо молчит, но, кажется, что было — прошло.

— Ну? — льнет ко мне сосед. — Поднимемся?

Мы живем дверь в дверь. Теперь я его лучше слышу.

— Ни за что! — заявляет моя жена. — Ни за какие коврижки! Ни сегодня и ни завтра. Никогда!

— Ты что, спятила? — спрашиваю я.

— Ты соглашался взять эту квартиру, ты и живи на девятом!

Люди поднимаются. В доме внезапно вспыхивает свет, но многие окна пока остаются темными. Вот кто-то вышел на балкон с гармонью. Поет, топает с подсвистом… Гвозди бы делать из этих людей!

— Трещин нет? — интересуется кто-то снизу.

— Не видать… только штукатурка осыпалась. Живем!

— А у нас как? Пойди посмотри, как у нас.

Люди расходятся, но кое-кто медлит.

Интересно, что́ это до сих пор рассказывает женщина, завернутая в простыню? Раньше вокруг нее толпились женщины, теперь — мужчины.

— Не подходи, — коротко предупреждает жена.

— А что такое?

— Сказано: не подходи!.. Она голая!

Я усмехаюсь. Высокого мнения обо мне моя жена. Усмехаюсь. Та женщина все еще размахивает рукой. Муж стоит рядом и пытается накинуть на нее шубу, но она отталкивает его.

— Отойди! — вдруг кричит она диким голосом. — Отойди, скотина, подонок!

Он полураздет. Держит женину шубу и дрожит.

— Ну что, поднимемся? — вертится вокруг меня сосед с двумя огромными чемоданами.

— Мы взяли люстры, — объясняет его жена моей жене. — Еле успели засунуть их в чемоданы.

Боже мой, господи боже! Люстры в чемоданах! Я поворачиваюсь к соседу и пытаюсь заглянуть в его глаза, но это невозможно, он все время вертится.

Нет, не хочу я подниматься наверх. По крайней мере, с ним — не хочу.

Двор опустел. Женщина, завернутая в простыню, смотрит на меня в упор. Муж еще раз пытается накинуть на нее шубу, но она отпихивает его локтем. И смотрит, смотрит на меня. Похоже, она и мне хочет рассказать свою историю.

Моя жена замечает ее взгляд и моментально сажает мне на руки малыша.

— Держи… куда смотришь?!

Что-то происходит между всеми нами. Души пусты, как будто напряжение в сети упало.

— Не стой как баран! — слышу я голос женщины в белом. — Дай мне наконец шубу!

— Пойдем, — говорю я жене и делаю первый шаг.

— Куда? — она поднимает на меня испуганные глаза.

Я смотрю на нее в упор. Лицо осунулось, щеки запали… какая красивая!..

— Наверх! — говорю я ей тихо и внятно, как ребенку. — Наверх! Жить! Мы еще поживем!.. Пошли.

«Ночью 31 августа жители европейской части СССР испытали сильные подземные толчки… Наиболее мощный удар стихии пришелся на Молдавию…

Что касается Москвы, то здесь землетрясение ощущалось в разных районах столицы по-разному… У кого-то открылись двери и пришла в движение мебель, а где-то даже люстра не качнулась… Аналогичное землетрясение в Москве было 4 марта 1977 года».

Дед Котруц перевешивает кнут с левого плеча на правое, берет его в одну руку, потом в другую и, не зная, что бы еще такое сделать, старательно вытирает ноги о сухую тряпку, лежащую у двери кабинета. Входит.

Председатель, Игнат Исидорович, занят какими-то важными бумагами, поэтому дед Котруц нерешительно переступает с левой ноги на правую и обратно, опять перекладывает кнут из руки в руку, чешет в затылке, чешет под мышкой и наконец вежливо покашливает.

— Вызывали, товарищ председатель?

— А, это ты? — Игнат Исидорович удостаивает старика рассеянным взглядом. — Зачем пожаловал?

— Так вызывали же…

— Я? Ах да… — Председатель задумчиво постукивает карандашом по столу и вдруг обрушивается на деда: — Когда же работать будем, достопочтенный?