Николае Есиненку - Деревянная пушка

— Доченька, что с тобой?! — крестится мать и пытается заглянуть ей в лицо. — Ты беременна, что ли?

Петала только отмахивается.

— Послушай, в чем дело? — отец осторожно трогает ее за плечо. — Он что, по бабам ходит?

— Оставьте! Не троньте! — сквозь усиливающиеся рыдания с трудом пробиваются обрывки невнятных фраз. — Зачем ты меня родила, мама?! А ты, папа, ты же такой умный… ведь ты видел, за кого я выхожу!

Ужасная мысль приходит в голову матери:

— Ты хочешь сказать, что он нас бросил? Прямо так, посреди дороги?

— Ох, мама! — Петала рыдает все отчаянней, все громче. — Сердце рвется на части! Лучше б я умерла!..

— Ах, он подлец, ах, мерзавец! Да я его…

— Чепуха! — не верит отец. — Сам же пригласил нас на свадьбу к другу… нет, не может быть!

— Ох, папа! — слезы душат Петалу. — Не могу больше!

— А ну уймись, а то по губам получишь! — отец пытается ее урезонить.

— Только посмей! — некстати вступается мать. — Только попробуй к ней прикоснуться! Она, слава богу, не девчонка, а замужняя женщина. Больше года уже!..

— И ты замолкни! — цыкает отец и опять поворачивается к дочери: — Объясни, наконец, толком, чего ревешь? Я, что ли, гнал тебя замуж? Или ты забыла, что я сказал, когда познакомился с ним? Я сказал: торбохват какой-то, а впрочем — сойдет… Это мать его нахваливала. Да замолчите же обе, а то… Куда это он удрал, в конце концов?

— Ох, папа…

— Вы что, поссорились ночью? Или давно уже в ссоре?

— Да-да, — вмешивается мать, — я с утра чувствовала что-то неладное: он все молчит и молчит за рулем. А я себе думаю: что это зятек приумолк?

— Хватит, я сказал!

— Ты мне рот не затыкай! Я вот что думаю, Петала: должно быть, и ты хороша, если он сбежал от тебя прямо так, в чистом поле, бросил и нас, и машину…

— Мама, мама! — Петала наконец оборачивается к родителям, вся заплаканная, шмыгающая носом. — Он не сбежал… он… ищет, кто бы его побил!

— Что?! — мать снова невольно крестится.

— Как ты сказала? — не понимает отец.

— Так, как слышали! Он ищет, кто бы его побил!

Родители растерянно переглядываются, потом оба, как по команде, прилипают к окнам.

Пусто вокруг. Зелень, сырость, кочки.

— Послушай, — осторожно спрашивает отец, — ты, может, имела в виду другое? Может, он ищет, кого бы побить, а? Ей-бо, ничего не понимаю.

Петала громко и глубоко вздыхает:

— Ну как же объяснить, чтобы дошло до вас? Он сам по себе никогда не дерется, а вот именно ищет драки, на побои нарывается, понятно?.. Ох, мама и папа! Только я одна знаю, какую жизнь я веду…

Тикают часики на панели: тик-так, тик-так, тик-так… Отец никак не может осмыслить слова Петалы и от задурманенности снова взрывается:

— Ты что, с ума свести меня хочешь? Говори внятно, не то я вас… обеих! Ну!

Петала, все еще всхлипывая, поднимает голову и вытирает глаза надушенным и аккуратно разглаженным платочком.

— Понимаешь, папа, у него такой характер… Как бы тебе яснее… Он хозяйственный, незлой, любит меня, одевает, но… уж больно жаден до денег.

— Подумаешь! Деньги все любят! И я тоже! — отец разом успокаивается. — А кто не любит, у того их и нет. Ты еще не поняла этого?

— Все верно, папа. Так пусть бы и зарабатывал, пусть бы честно трудился! А он… Дело такое: года два назад, когда он еще был парнем, схватились ребята на танцах в клубе, а он сунулся их разнимать…

— Ну?

— Ему больше всех и досталось. У них — синяки и шашки, а у него — перелом ребра.

— Ну?

— Да что ж — ну? Ясное дело — суд. А тот парень, что ему ребро поломал, пришел и говорит: возьми за ущерб три сотни, только откажись от заявления…

— Ну?

— Он и взял. С тех пор и началось, словно бес попутал. Стоит ему увидеть драку, тут же ввязывается… так и лезет под кулаки. Понимаете, ведь за побои хорошо платят!.. Месяц назад приполз чуть живой, весь изорванный, а радуется — сил нет! Ничего, говорит, на мне как на собаке заживет. За побои, говорит, возьму отдельно, а за костюм — тоже отдельно… Конечно, не всегда у него эта махинация проходит, но он не унывает: это, говорит, издержки производства. Дураков на мой век хватит…

— Даже не верится, — вздыхает мать.

— Да? А на какие деньги, думаете, он машину купил? Вот и сейчас… Вы не обратили внимания, как двое пробежали перед нами в ту сторону? За ними и увязался! Наверняка тут поблизости драка… извозят его в грязи — будь здоров! А ведь он посаженый! Уж я его отмывала, чистила, гладила…

— За мной! — командует отец, и через минуту все трое стоят на обочине.

Внизу, в лощине, — драка. Человек шесть мужиков отчаянно тузят друг друга.

— Вот он! — Петала показывает на мужа, который все норовит нырнуть в самую гущу схватки, но, несмотря на все старания, это у него пока не выходит.

— Пошел вон! — орет, оглядываясь, один из бойцов.

Фелу не слушает его, лезет вперед.

Собственно говоря, именно по его вине драка принимает все более ожесточенный характер. Только один нацелится треснуть другого, как перед ним возникает незнакомое лицо чужака, и приходится предпринимать обходные маневры, а в драке зевать нельзя. Что ж, как говорится, разнимать с волосами не суйся — самого оттаскают. У кого-то из дерущихся наконец лопается терпение, и он хватает незваного миротворца за грудки.

— Ты что здесь потерял?! — И, не говоря худого слова, в рожу его, в рожу!

— Постой, — подбегает еще один. — Дай-ка и я добавлю!..

Словом, все дружно накидываются на Фелу, совершенно забыв о том, чего ради дрались между собой. Бьют жестоко.

Минута, другая… Снова пусто вокруг… только недвижимо лежит измочаленный Фелу.

— Убили! — всплескивает руками теща.

Нет, не убили. Вот он шевельнул ногой, рукой… осторожно, по складам, поднялся… шатаясь, идет к дороге, сплевывая кровь на каждом шагу. Он весь в грязи, воротника нет, рукава оторваны… Тем не менее — сияет!

— Ничего… всех разыщу… они местные. Если с каждого минимум по три сотни, это будет…

Донельзя довольный, он садится за руль, включает зажигание и трогает машину.

Тестю, однако, не терпится высказать свое мнение:

— Ну, зятек, давай-ка и я тебе пару сотен задолжаю…

И — хвать его по загривку!

Некоторое время машина едет на одном колесе.

А чуть позже, говорят, видели Фелу во всю прыть бегущим перед машиной!

Заглядывает дед Кондур под кровать, но и под кроватью не видно протеза.

Ни под кроватью и ни в каком другом месте.

Уже не говоря о том, что протезом дед называет для важности обыкновенную деревянную ногу — деревяшку, стянутую в верхней части прочным стальным кольцом.