Рейчел Каск - Контур

Елена вернулась и села за стол. Этим вечером она особенно напоминала Лорелею: вся состояла из изгибов и волн.

— Нам скоро надо будет встретиться с моей подругой, — сказала она, — в ресторане недалеко отсюда.

Райан поднял бровь.

— Уже уходите?

— Да, на встречу с Мелетой, — ответила Елена. — Слышал о ней? Она одна из главных звезд греческой лесбийской поэзии.

Райан сказал, что сильно вымотался и, скорее всего, покинет нас. Вчера он поздно лег, как он уже сказал. Он вернулся к себе в квартиру в три часа ночи и обнаружил повсюду каких-то летающих тварей, похожих на скарабеев, которых ему пришлось перебить ботинком. Кто-то — не он — оставил свет включенным, а окно открытым. Он поразился тому, с какой легкостью истребил этих гадов: в молодости он бы сдрейфил. С появлением детей волей-неволей становишься смелым, сказал он. Или просто перестаешь себя сдерживать. Особенно он почувствовал это накануне в компании двадцатилетних. Он и забыл, насколько они скованы физически.

Быстро сгущались горячие сумерки, и вскоре на узкой улочке совсем стемнело. Мужчина в походных ботинках и его жена ушли. У Райана зазвонил телефон, и он поднял трубку, показав нам фотографию веселого беззубого ребенка, пульсирующую на экране. Наверное, ложится спать, сказал он; еще увидимся. Он встал, помахал рукой и отправился вниз по склону, разговаривая. Елена расплатилась по счету рабочей кредиткой — она работает редактором в издательстве, и поэтому, строго говоря, нашу встречу можно считать деловой, сказала она, — и мы двинулись на свет и шум большой улицы. Она легко и быстро шагала рядом со мной в своих босоножках на высоком каблуке; на ней было темно-золотое вязаное платье прямого силуэта под цвет длинных волнистых волос. Все без исключения мужчины оборачивались на нее. Мы пересекли площадь Колонаки, теперь уже пустынную, не считая пары темных фигур, свернувшихся на скамьях. На одной из невысоких бетонных перегородок сидела женщина со странными брызгами засохшей грязи на ногах и ела крекеры из пачки. Рядом с ней стоял мальчик и смотрел на шоколадные батончики в окне киоска. Мы прошли по переулку и вышли на маленькую шумную площадь, все четыре стороны которой занимали террасы ресторанов, битком набитые людьми с ярко сияющими в электрическом свете лицами. Жара, шум и пятна света в темноте создавали будоражащую атмосферу, как постоянно накатывающая на берег волна, и, хотя рестораны выглядели совершенно одинаково, Елена решительно остановилась у одного из них, миновав несколько таких же. Нам сюда, произнесла она; Мелета сказала, что займет столик и будет ее ждать. Лавируя, Елена прошла между столиками и заговорила с официантом, который стоял на террасе с неумолимым видом, как полицейский, и покачал головой в ответ на ее слова.

— Он говорит, мест нет, — сказала она и с досадой всплеснула руками.

Разочарование ее было так велико, что она так и застыла посреди зала, буравя столики взглядом, как будто от этого они могли освободиться. Официант, понаблюдав за этой сценой, неожиданно передумал: свободное место есть, если мы не против посидеть в углу, — перевела Елена. Он провел нас к столику, и Елена осмотрела его так критически, будто собиралась всё же отказаться. Очень близко к стене, сказала она мне. Думаешь, нам будет удобно? Я сказала, что не против посидеть у стены, а она может сесть напротив, если хочет.

— Почему ты в темном? — спросила она, когда мы сели. — Не понимаю. Когда жарко, я ношу легкую одежду. И ты как будто сгорела на солнце, — добавила она. — Спина и шея.

Я сказала, что днем плавала на лодке с человеком, которого знала недостаточно хорошо, чтобы попросить его намазать мне спину солнцезащитным кремом. Она спросила, кто это был. Мужчина?

Да, ответила я, мужчина, с которым я познакомилась в самолете и разговорилась. Елена широко раскрыла глаза от удивления.

— Ни за что бы не подумала, что ты поплывешь куда-то на лодке с незнакомцем, — сказала она. — Кто он такой? Он тебе нравится?

Я закрыла глаза и попробовала определить свои чувства к моему соседу. Когда я их открыла, Елена всё еще выжидательно смотрела на меня. Я так отвыкла задумываться, нравится мне что-то или нет, сказала я, что не могу ответить на ее вопрос. К моему соседу, как и многим другим явлениям, я испытываю неопределенные чувства.

— И всё же ты отправилась с ним плавать на лодке, — сказала она.

Было жарко, ответила я. И отплыли от берега мы исключительно — по крайней мере, я так думала — на дружеских условиях. Я рассказала, как он попытался поцеловать меня, пока мы стояли на якоре в открытом море. Он старый, продолжала я, и жестоко было бы назвать его уродливым, но его приставания были для меня столь же неприятны, сколь неожиданны. Мне и в голову не приходило, что он так себя поведет, или, точнее, — пока она не успела сказать, что не предвидеть такую возможность могла только идиотка, — я не думала, что он на это решится. Я считала очевидным, что мы слишком разные, но он, видимо, был иного мнения.

Елена спросила, сказала ли я ему об этом прямо. Я ответила: отнюдь, я стала всячески оправдываться и постаралась пощадить его чувства. Какое-то время она молчала.

— Если б ты сказала ему правду: ты старый, маленький и толстый, и, хотя ты мне нравишься, на самом деле я просто хотела покататься на лодке. — Она начала смеяться, обмахиваясь меню. — Если б ты всё это ему сказала, ты бы услышала в ответ кое-какую правду о себе. Твоя честность вызвала бы честность с его стороны.

Сама она познала глубины разочарования в мужской натуре именно благодаря честности: мужчины, которые только что признавались ей в вечной любви, минуту спустя открыто ее оскорбляли, и в некотором смысле лишь в этот момент обоюдной откровенности она могла понять, кто она и чего на самом деле хочет. Чего она не выносит, сказала она, так это притворства в любом виде, особенно притворного желания, когда человек якобы мечтает полностью тобой обладать, а в действительности хочет только временно попользоваться. Она сама не прочь использовать других, сказала она, но поняла это только после того, как они честно признались ей в своих собственных намерениях.

К Елене со спины приближалась стройная женщина с лисьими чертами лица. Я догадалась, что это Мелета. Она незаметно встала за спинкой стула Елены и положила руку ей на плечо.

— Яссас [2] Здравствуйте (греч.). , — сказала она угрюмо.

На ней была черная жилетка мужского фасона и брюки, а короткие прямые волосы, черные и блестящие, обрамляли узкое пугливое остроносое лицо.

Елена повернулась к ней.

— И ты тоже! — воскликнула она. — Вся в черном! Почему вы обе всегда носите темное?

Мелета ответила не сразу. Она села на свободный стул, облокотилась на спинку и закинула ногу на ногу, затем достала из кармана жилетки пачку сигарет и закурила.