Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Опасаясь чужих глаз, некоторые проститутки снимают квартиру для приема клиентов в другом доме и даже в другом районе города. Некоторые везут клиентов в комнаты, снятые неподалеку от Москвы, в 15–20 минутах езды на электричке. Двум московским студенткам с трудом удалось уговорить старую женщину из пригородного поселка сдать им комнату в своем доме, с правом привозить клиентов. Старуха, будучи православной христианкой, сначала наотрез отказала им, потом согласилась, заявив, что будет молиться за заблудшие души своих квартиранток. Позднее она призналась, однако, что приезды „гостей” вносят в ее жизнь приятное разнообразие — находясь за тонкой дощатой перегородкой, хозяйка не без удовольствия слушала, что именно происходит у девушек в соседней комнате.

Зная о всех этих тяготах, некоторые провинциалки начинают свою карьеру в Москве и Ленинграде с добывания квартиры. Если они молоды и хороши собой, то, приезжая в большой город, стремятся как можно скорее выйти замуж за человека, имеющего собственное жилье. Жену прописывают в квартире мужа, и она таким образом получает законное право жить в столице. Год или полтора спустя, а порой и раньше, такая дама делает следующий ход: она разводится с мужем и на суде заявляет претензию на часть их общей квартиры. Вслед за тем следует раздел жилья, обмен, в результате которого дама получает комнату или квартиру в личное пользование. Именно таким, весьма распространенным в Советском Союзе, заранее обдуманным путем обзавелись жилой площадью в Москве три блондинки из Воронежа, широко известные столичные гетеры, Галя Хелем-ская, Галя по прозвищу „Шлепа” и их подруга Мелеша. В результате операции каждая из них стала владелицей кооперативной квартиры, которая позволила им принимать у себя состоятельных клиентов.

Однако большинство „уличных” и „вокзальных” проституток предпочитают не тратиться на квартиру, а принимают клиентов в ближайшем подъезде. Подъезды многоквартирных домов в СССР, как правило, не запираются и не имеют охраны. Кроме того, они снабжены батареями парового отопления. Последнее обстоятельство особенно важно в стране, где с октября по май температура воздуха отнюдь не располагает к занятию любовью на свежем воздухе. Конечно, считать подъезд идеальным местом для сексуальной жизни значит впадать в сильное преувеличение. Об этом, в частности, говорится в одном из анекдотов, который, очевидно, вышел из среды проституток. Анекдот иммитирует беседу проститутки с дореволюционным стажем с „новенькой”, советской: „При царе бывало кавалер тебе и колечко с бирюзой подарит, и в ресторан сводит, — говорит старшая. — А теперешний заплатит трешку (три рубля) и волочет в подъезд. А претензий-то, претензий сколько: то батарея слишком горячая, то жопа слишком холодная…”

В Москве, Ленинграде и некоторых других больших городах отсутствие мест для свиданий породило тип проституток, получивших кличку „школьницы”. Эти хитроумные дамы за сравнительно небольшие деньги получают у коменданта ключи от школьного здания, расположенного неподалеку от ближайшего вокзала или уличной плешки. Войдя в пустующую ночью школу, проститутка проходит с клиентом в спортивный зал, где на полу лежат спортивные маты. За более высокую плату она может воспользоваться диваном в учительской комнате или в директорском кабинете. По словам одной такой „школьницы”, находившей клиентов на Курском вокзале в Москве, в особенно удачные ночи ей удавалось „обернуться” десять раз и более, так как школа находится очень близко около вокзала. К сожалению, ее лишили „ключей счастья” после того, как директор обнаружил на своем диване какие-то странные пятна.

Боязнь доносов заставляет работать вне дома даже тех женщин, которые имеют квартиру. Лучшим выходом считается работа вместе с таксистом. Бывший московский житель, шофер такси, человек чрезвычайно практичный, деловитый, так описал суть своих деловых отношений с проститутками: „Выезжаю я на линию (из гаража в город) после обеда. Пока магазины открыты, покупаю 5–7 бутылок водки и кладу их под сидение в машине. Ближе к вечеру сажаю девку (проститутку) в машину и едем с ней на плешку. Главная работа у нас начинается в 9 вечера и идет до 2-х — 3-х ночи. Итак, стою на плешке, девка сидит у меня на заднем сидении, покуривает. Подходят „звери” (в данном случае грузины), прицениваются, почем водка, почем девочка. Ночью, когда торговли водкой нет, бутылку я могу продать за 7, за 10 и даже за 12 рублей. Договорились. Грузин садится с девкой сзади. Платит мне за водку, я им туда передаю бутылку и стакан. Они выпивают, и я везу их в тихое место, где я знаю, милиции нет. Выхожу из машины проветриться на свежий воздух минут на 20. За это время у них происходит весь разговор. Они допивают водку, возвращают мне бутылку, и я везу их обратно, откуда взял. За то, что счетчик набил, „зверь” мне платит в тройном, а иногда в пятерном размере. Девка мне тоже третью часть отдает по уговору. Берет она с него, к примеру, 15–20 рублей, значит мне чистыми 5–7 рублей. Так что за смену я рублей 50 чистыми имею”.

Но отношения водителя машины и его пассажирки не ограничиваются финансовыми расчетами. Таксист поясняет: „Девка знает: если „зверь” ее обидит — я заступлюсь. Потому что мне надо, чтобы он ей заплатил сполна. И от милиции я ее обороняю. Подходит, к примеру, мент (милиционер), нюхает подозрительно, я ему говорю: „Пассажирка, дескать, мужа с поезда ждет, все в порядке, начальник”. Он ее не трогает. И притом вдвоем у нас с ней оборот получается больше. Если ей каждого клиента куда-то вести, — сколько она времени зря разбазарит. А со мной все мигом: туда-сюда и обратно на месте”. Таксист видит в этих отношениях некоторое даже приятство. „Я люблю с девкой работать. Ночью на линии тяжело бывает, глаза слипаются. А с девкой и ее хахалями (поклонниками) ночь незаметно пролетает”.

В условиях советской действительности тандем „проститутка — таксист” и впрямь выглядит в высшей степени рациональным. Такая система отношений процветает не только в Москве, но и в Одессе, Владивостоке, Ленинграде, Минске, Львове. Есть таксисты, которые неделями и месяцами не сажают в машину обычных пассажиров. Они полностью представляют государственный таксомотор в распоряжение частной предпринимательницы-проститутки. При этом между водителем и его сотрудницей возникают чаще всего деловито-дружественные отношения. Они говорят между собой на неком общем для них жаргоне; вместе разыскивают „зверей” (богатых клиентов из юго-восточных республик страны); честно делят „бабки” (деньги). При этом шофер несколько снисходительно, но дружелюбно называет проститутку „телкой”, а она его — почтительно „шефом”. Он поддерживает ее любые начинания. Если она занимается со своими клиентами в машине более дорогооплачиваемым оральным сексом (такая проститутка зовется в своей среде амамщицей) [95] Амамщица, амамщик — звукоподражательные слова, восходящие к латинскому Fellatio и английскому to suck. Все лингвистические примеры взяты мною из работы Владимира Козловского „Материалы к изучению языка одной субкультуры. Московские таксисты”. См. сборник „СССР: внутренние противоречия”. Нью-Йорк, 1981. , то шофер-амамщик выступает в роли антрепренера.