Марк Поповский - Третий лишний. Он, она и советский режим

Очень скоро у этой группы возникла постоянная клиентура. Диспетчер получала заказы во время рабочего дня, и, выходя в уборную, дамы решали, кому куда ехать. Многие успевали выехать и вернуться на свое служебное место в течение обеденного перерыва. Такса за сеанс в этом институте в конце 70-х годов составляла 15 рублей, минет (оральный секс) оценивался в два раза дороже. Кроме денег, девушки, по уговору, увозили с собой шоколад, фрукты и спиртное, которыми их угощали. Главными клиентами обычно оказывались, как уже не раз говорилось выше, командировочные из юго-восточных республик и сотрудники постоянных представительств этих республик в Москве. Но знали заветный телефон и мужчины, приезжавшие из городов Средней России. (Одна из девушек в конце концов вышла замуж за того чиновника, которого несколько лет перед тем обслуживала как проститутка.)

Девушки держались дружно, и в течение нескольких лет никому не удавалось проникнуть в тайну их побочных доходов. Бардак этот, насколько мне известно, так никогда и не был разоблачен. Опасность над ним нависла лишь однажды, но виновата была не милиция, не партком и дирекция Института, а сами девушки. Конфликт между двумя из них возник в гостинице „Москва”. Командировочные таджики имели обыкновение приглашать для развлечения не одну, а сразу двух дам. В постели такой клиент, крупный государственный чиновник из города Душанбе, отдал предпочтение одной из них и выразил свои чувства в виде большего гонорара и более дорогих подарков. Вторая дама — экономист с высшим образованием — была возмущена нанесенным ей экономическим уроном. Возник спор, перешедший в скандал. Мнения разделились. По счастью, колл-герлс не обратились в качестве арбитра в партийный комитет своего института…

А вот свидетельство часто навещающего Москву провинциала, жителя города Свердловска (Урал). „Всякий раз, когда свердловчане — журналисты, актеры-эстрадники, поэты — собираются в столицу, они начинают консультироваться друг с другом относительно „телефончика в Москве”. Речь идет о телефонах московских проституток. Насколько я помню, полученные мною номера были чаще всего номерами телефонов Агентства печати „Новости”, что на Пушкинской площади. Корректорши, машинистки, секретарши и редакторши, которым мы звонили, вовсе не были женщинами, жаждавшими „закрутить роман”. Их отношение к командировочной публике было абсолютно деловое и, я сказал бы, предпринимательское. Дамы не позволяли даже себя целовать. Они обнажали только ту часть тела, которая необходима по их профессиональной принадлежности. Телефонный разговор с Агентством печати „Новости” носил вполне определенный характер: „Здравствуйте. Я из Свердловска. Мне дал ваш телефон…” „Это не имеет значения. Где вы остановились? Сколько вас? Один? А двух — трех товарищей у вас нет? Плохо. Ну ладно, я буду у вас в гостинице в пять пятнадцать”. Приезжает. Возраст — под тридцать. Мило-видная, но совершенно лишенная какой бы то ни было игры. В сумочке вата, спирт для протирания. „У меня есть для вас полчаса! Муж ждет меня после работы на Пушкинской площади”. Если даже приезжих в номере двое, она всегда аккуратно укладывается в отведенные полчаса. Получает по десятке с каждого и так же деловито прощается: „Если будет нужно — звоните”.

Другая проститутка из Агентства печати „Новости”, придя в номер гостиницы, где остановились трое свердловчан, прямо с порога заявила: „Я сказала начальнице, что иду стоять в очереди за мясом. Сколько я могу задерживаться? Не больше часа…” Провинциалы вошли в положение бедной проститутки. Один из них спустился в ресторан гостиницы и по повышенной цене купил у повара килограмм мяса. Пока он ходил, двое его товарищей развлекались с девушкой в постели. Потом пришла очередь и третьего… Через час проститутка удалилась, унося добычу — килограмм дефицитного мяса и 20 рублей — гонорар. Кажется, все четверо остались довольны друг другом.

Среди моих соотечественников мужчин, ныне эмигрировавших в Соединенные Штаты и вкусивших от плодов западной проституции, распространено мнение, что „наши — лучше, наши — сердечнее”. Я думаю, что в этих высказываниях больше ностальгии, чем реальных фактов, но, поскольку личного опыта в этой области у меня нет, отказываюсь от каких бы то ни было сравнений. Однако многочисленные рассказы о советских колл-герлс (я привел в этой главе лишь малую часть их) свидетельствуют о том, что секс в исполнении секретарши (или даже инженера с дипломом), убегающей на час из своей конторы, носит крайне бедный, примитивный характер, лишен всякой игры и малейшего подобия личного чувства. Сдавленные хозяйственными заботами и страхом разоблачения, эти женщины могут удовлетворить вкусам разве что таких же мужчин, как они сами. Равнодушное делячество гостиничных встреч на полчаса соседствует с элементарной сексуальной необразованностью обеих сторон. „На пустой тарелке вам подают пересушенный бифштекс без приправ, который повар вдобавок забыл посолить”, — так прокомментировал встречу с дамами-москвичками из какого-то конструкторского бюро врач, интеллигент из Одессы. Московские друзья прислали ему в гостиничный номер типичную московскую колл-герл. „Я вовсе не ждал страстной любви с ее стороны, — вспоминает этот сорокалетний врач. — Но мне были продемонстрированы лишь анатомия и грубейшая физиология — два курса, которые я прослушал в мединституте давным-давно. И это — в столице!”

Доктор из Одессы прав лишь наполовину. В сегодняшней Москве можно обнаружить все формы самого изысканного секса. Но то, что он получил за свои 15–20 рублей, было лишь образцом массового производства. Те сотни женщин из учреждений, которые готовы ехать в обеденный перерыв или после работы в гостиницу для того, чтобы подработать, в значительной степени являются любительницами. Моя московская знакомая, пожилая дама с богатым прошлым, говаривала по этому поводу: „Ничто так не вредит древнейшей профессии, как самодеятельность…”

Между тем свет просвещенного двадцатого столетия проникает мало-помалу и за железный занавес. В нескольких городах СССР сейчас функционируют „школы любви”. В одном из больших приволжских городов такую школу держит проститутка лет тридцати, женщина умная и наделенная тонкой интуицией. Ее метод обучения совмещает теорию с практикой. Учительница берет с собой на бульвар несколько 16-17-летних девушек и „подпускает” их к клиентам. Допущенные ошибки и просчеты анализируются тут же на бульваре. Девочки, как правило провинциалки, приносят с собой в город традиции своих семей: скованность, страх перед сексом. Прежде чем обучать технике, учительница пытается вытравить из своих учениц эти традиционные российско-провинциальные черты. Она считает, что у проститутки не должно быть никаких признаков стыдливости или брезгливости по отношению к клиенту. Главное же, чему приходится учить малолетних профессионалок, это тому, чтобы те не получали от полового акта с посторонним сексуального удовольствия. Учительница из волжского города настойчиво разъясняет на своих уроках, что женщина, которой не удается преодолеть свою эмоциональность, у которой отношения с клиентами вызывают оргазм, быстро разрушается, стареет и выходит из игры. Я учу их ненавидеть клиентов и вместе с тем доставлять мужчинам возможно больше наслаждений”, — резюмирует она суть своего образования.