Давид Гроссман - Будь ножом моим [litres]
- Название:Будь ножом моим [litres]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент 1 редакция (5)
- Год:2021
- Город:Москва
- ISBN:978-5-04-159502-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Давид Гроссман - Будь ножом моим [litres] краткое содержание
И тогда он пишет ей первое, неловкое, полное отчаяния письмо.
«Будь ножом моим» – это история Яира и Мириам, продавца редких книг и учительницы. Измотанных жизнью, жаждущих перемен, тянущихся друг к другу, как к последней тихой гавани. Это история о близости, ее гранях и границах.
Будь ножом моим [litres] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Но я предпочитаю думать, что это произошло в самый что ни на есть обыденный момент – в условной «овощной лавке». Когда она, как обычно, была у вас дома. Например, за ужином. Ты делала клубнику со сливками, а они вместе резали салат, и Мириам рассказывала о каком-то происшествии в классе или самозабвенно описывала, как свет падает на листья тополя. Или просто на минуту застыла на месте, погруженная в себя. А Амос взглянул на нее и почувствовал, как раскрывается и тает его сердце.
К тому времени, как моя попутчица вышла из машины, я истекал потом. Столько усилий я приложил, чтобы оставаться наедине с Малахией в этой поездке.
«Треугольник – довольно устойчивая фигура», – сказала как-то Мириам. «Вполне пригодная для жизни. И даже местами обогащающая. При условии, что все стороны знают, что являются сторонами треугольника», – добавила она. Анна, мне требуется твоя помощь. Я не представляю, как это было на самом деле. Вы жили все вместе, втроем, или Амос жил с вами по очереди? Что тебе было известно, а что – нет? Когда тебе рассказали? И что ты при этом испытала? Неужели ты не почувствовала ни капли ревности к своей лучшей подруге?
Мириам сказала, что если я не поверю в возможность существования в мире такой «поэтической геометрии» (я придумал это название), то никогда не прочувствую всего спектра своих чувств. Она не подразумевала какой-то конкретный случай; просто возмутилась моими словами про «стандартную закономерность» отношений между мужчинами и женщинами.
Теперь я понимаю, как много должен объяснять, толковать и переводить даже такому близкому человеку, как ты, для того, чтобы ты точно поняла, о чем именно говорили мы с Мириам.
А еще она тогда швырнула мне в лицо – как ты знаешь, от нее порой искры летят, – что я смелый на словах и трус в жизни. И что, на ее взгляд, истинная смелость заключается в том, чтобы следовать зову своего сердца.
И что Амос – очень смелый человек. Самый смелый и прямодушный из всех, кого она встречала.
Целый день и половина ночи минули с тех пор, как мне стало все известно. Много кофе утекло с тех пор. И все же мне нужно знать – что ты испытывала? Ведь на твоих глазах трепетное чувство пустило ростки в двух самых любимых тобой людях. Куда деваться от горечи и обиды? И как продолжать любить их обоих, не умирая по сто раз за день от боли и ревности? Я знаю, что ответила бы мне Мириам: что, напротив, несмотря на боль, от которой нигде не укрыться, ты любила их еще сильнее.
Но как можно?
Можно! (Поверь, поверь, поверь!)
Не знаю, рассказывала ли она тебе – мы заключили небольшой, но болезненный договор: за каждое слово, которому она меня научит, я должен отказаться от одного слова на моем родном языке. Понимаешь, она хочет рассказать мне историю, и для этой истории нужны слова. Она говорит, что мне необходимо услышать этот рассказ – о полном отречении от себя и слиянии с другим человеком. Как думаешь, Анна, – это возможно? Мне удастся?
1.10
Вот. В этот час ты сидишь на своем балконе под сенью бугенвиллеи. Перед тобой – Иерусалимский лес, за тобой – почти пустой дом. Ты сидишь, глядя в лицо этой красоте. Всматриваешься в сумерки – это самый тяжелый для тебя и все же любимый час. С минуты на минуту Йохай вернется домой, и заботы о нем поглотят тебя до тех пор, пока он не уснет под действием лекарств. Иногда, в одиночку укладывая Идо, я воображаю, как мы с тобой вместе укладываем наших детей – по-домашнему, привычно и неспешно.
Я много думаю о тебе и об Амосе. О том, через что вам приходится проходить каждый день, и о вашей глубокой дружбе. О месте, которое принадлежит только вам двоим, где звучит язык, понятный только вам. Я ощущаю себя посторонним и немного ребенком, наблюдая за вашей близостью.
Ваше единство почти совсем не похоже на наше с Майей. Мне кажется, что между нами больше жизни и страсти, чем между вами, но кто знает? Может, между вами есть нечто такое, что я даже не могу себе представить.
Почти в каждый час сегодняшнего дня я разглядывал на свет синий камень, который ты мне отправила. Он и правда волшебный. Например, сейчас, в свете сумерек, в нем можно увидеть двух девушек, которые играют на рояле в четыре руки, сидя перед нотной тетрадью. Ваши руки парят над клавиатурой. Вы такие живые в этом синем камне.
В последние недели я взял за правило завершать все свои дела до наступления этого часа, чтобы несколько минут побыть с тобой наедине в полной тишине (я уже давно заметил, что как только остаюсь один, ты тут же появляешься передо мной). Где-то после третьего моего письма ты спросила, как нам вообще удастся когда-нибудь встретиться – не в одном месте, а в одном времени, – потому что я чересчур суетлив и нетерпелив (и вспыльчив, – проворчала ты). Усомнилась, что я вообще способен хоть миг просуществовать во времени другого человека. Не случается ли у меня приступа клаустрофобии, когда я попадаю во время других людей?
Видишь, я тренируюсь.
К примеру, я обнаружил, что в этот час одновременно слышатся все запахи проходящего дня. Будто в остальные часы им приходится скрываться, идти на компромисс, уступать друг другу. Или же всегда побеждает какой-то определенный запах. А сейчас – и трава, и земля, и асфальт, и запах постиранного белья. Я уже различаю запахи жасмина и соток медовых – вместе и по отдельности. Только в этот час.
И у каждого листочка – по крайней мере две тени.
И я начинаю писать, как ты…
Ты сказала, что в каждом месте, где я «решаю» или «знаю», моими устами говорит чужое, твердое знание – и ты чувствуешь, что оно выжжено во мне насильственно, как клеймо. И что я умен, но, главным образом, в том, чего не знаю.
Ну вот, я совершенно не знаю, как ласковы сумерки, когда мы вместе кутаемся в их шелк.
Привет, Мириам,
это я.
2.10
И к последним известиям —
Я ушел из дома.
Не переживай – это всего на неделю и вышло очень неожиданно. Лишь хотел сообщить о временной смене адреса и возможных осложнениях с нашей перепиской, связанных с этим. Дельце давно запутанное. Если бы не было так смешно, то было бы очень грустно (и наоборот). В двух словах, речь идет о спасении жизни. А в трех: о будничном спасении жизни. Найдется свободная минутка?
Если честно, это меня немного напрягает. «Это» началось сегодня утром, часов в десять: я, как обычно, горю на работе, полно народу, телефоны разрываются, кто-нибудь то и дело подходит что-нибудь узнать, посоветоваться, отчитаться или рассказать сдавленным голосом какую-нибудь самую сокровенную свою историю, иногда захлебываясь при этом слезами, – и среди всего этого переполоха вдруг раздается звонок, и воспитательница из детского сада просит, чтобы я немедленно явился за Идо: у него высокая температура и воспаление за ухом. Дикая карусель вокруг меня постепенно замедляет ход, и я обмякаю в кресле, обхватив руками голову, потому что произошло то, чего я больше всего на свете опасался. Не знаю, что делать, и Майя уехала в Цфат, потому что сегодня ее дежурство в лаборатории. И тут же у меня в голове созревает решение: я сбегу, не пойду его забирать, пускай остается в саду, пока не вырастет или пока не приедет Майя. Она уже болела, и потом – женщинам это не так опасно. Я в панике вспомнил о пузырьке вакцины, который купил во время одной из последних эпидемий пару лет назад. Тогда я пообещал Майе пойти с ним к медсестре, чтобы она вколола мне его содержимое, но пузырек так и остался стоять в холодильнике и постепенно ушел на его задний план, в пресловутый горчичный регион…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: