Давид Гроссман - Будь ножом моим [litres]

Больно ли мне? Да. И стыдно. Быть может, ты считаешь, что мне неведомо чувство стыда? Не отнимай у меня права стыдиться.

Знаешь, я хранил тебе верность в течение всей нашей связи. Хочу сказать, какой бы нелепостью тебе это ни показалось, но я даже (почти) потерял желание провожать взглядом каждую проходящую женщину, фантазируя о ней или пробуя с ней пофлиртовать. А если и поддавался мимолетному соблазну, немедленно чувствовал, как ты (ты, а не Майя!) корчишься во мне от боли. Мне важно, чтобы ты знала – я ни для кого не делал исключений, а ведь мне это совсем нелегко. По десять раз на день я преисполнялся гордостью за то, что я – твой. У тебя, конечно, вызовет отвращение то, как я горжусь этой своей «верностью». Действительно, какое у меня есть право? Ведь по сути мы оба отступили ко «второй линии» верности, и все же.

Мириам, это мое последнее письмо, по всей видимости, я больше не стану тебе писать. Видишь, мы даже не добрались до гильотины. Справились собственными силами. Не будь я таким глупцом, мы могли бы быть счастливы вместе, не важно как – любым способом, который позволила бы нам жизнь. Кстати, я взглянул на календарь и вспомнил, что на этой неделе у тебя был день рождения, верно? Три дня назад тебе исполнилось сорок. Конечно. И ты, видно, ждала меня в этот день, надеялась, что я преподнесу тебе подарок – явлюсь к тебе в качестве подарка. А вместо этого ты получила лишь кипу писем из Тель-Авива, да еще и с этим «не выходи» на десерт.

Чего пожелать тебе на день рождения? По сути, мне следовало бы пожелать тебе тебя. Ты – самый драгоценный подарок, который я только могу представить. Вот бы я был смелее, ради тебя.

Нет, я хочу попросить нечто большее. К чему себя ограничивать, я хочу загадать настоящее желание: пусть время остановится, пусть лето растянется на целую вечность, чтобы я убежал от себя, высвободился из распроклятых тисков, в которые я зажал самого себя, и оказался бы вдруг в совершенно ином месте. Допустим, стоя перед тобой, но новым, свободным, оголенным. Хоть на один день, на одну страницу письма, на одно мгновение абсолютной свободы. Правда, почему бы нет? Чего я стою, если не сделаю этого?

Яир Эйнхорн

Полночь.

(И всего-то? Из-за такого имени столько шумихи и загадок?)

Мне тридцать три года. Живу в районе Тальпиот. Адрес на конверте. В новом, тесном районе частных коттеджей соорудил я свое жилище. Это своего рода трущобы для нуворишей. Что еще? У меня довольно крупный бизнес, называется «Букей-Срикей», неподалеку от твоего дома, у Иерусалимского леса. Я продаю подержанные книги и разыскиваю редкие экземпляры для своих клиентов. Еще? Спрашивай, спрашивай, турникет открыт. У меня работают десять сотрудников, включая реставратора книг и одного гениального парнишку в инвалидном кресле, которому знакомы почти все книги, написанные на иврите. Он может определить книгу по одному предложению из нее (это он разыскал для тебя фразу «Облечь лицо притчей»). И семеро всадников на мотоциклах, которых я вызволил из обанкротившейся фирмы по доставке пиццы. Я превратил их в книжных курьеров, и они доставляют книги клиентам по всей стране. Они прожигают землю черными полосами от колес, преподнося им любую книгу или журнал, существующие в нашей Галактике: от самоучителей по выращиванию орхидей и биографий Элвиса Пресли до фолиантов по иудаике и журнала почитателей голландского королевского дома.

А от каждого экземпляра «Зорбы», который попадает в мои руки, я обязательно откусываю маленький кусочек бумаги (впрочем, я уже не так молод, как прежде). И я, само собой, снимаю перед тобой шляпу профессионала – за то, как тебе удалось без всякого шума организовать подписку на китайскую газету для двух единственных в Израиле читателей.

Пишу на последнем дыхании, но я все сказал, верно? Я сделал это.

Так что? Пообсуждаем немного какие-нибудь мирские дела, чтобы побороть смущение? Вдруг стало как-то неловко, правда? Кто-то подул на нас реальностью. Рассказать тебе о моей работе? Почему бы и нет, мы и так уже погрязли в бытовых мелочах. Хочешь узнать, какие подарки получают мои сотрудники на праздники?

Довольно, Мириам, откажись от меня, все это было плодом воображения! Ах если бы существовало другое решение, другой путь в этом мире. Почти каждый поступок, который я совершал, каждое слово, которое произносил, я прежде пропускал через твои глаза, твои мысли и через твой голодный рот. Если кто-то раздражал меня на работе или за рулем, я думал о тебе, смакуя на языке твое имя, и тут же успокаивался. Никогда прежде я не встречал человека, которому захотел бы вот так вложить в ладони свою душу, который сумел бы заново собрать меня по частям – на этот раз правильно. Есть гении, которым дашь пазл с попугаем, а они собирают рыбу. Я вручил тебе двуногую тварь, из которой ты собрала человека. Казалось бы, детали те же, а вышло гораздо лучше.

Думаю, следует сказать, что в последние недели я совершенно по-идиотски размышлял о том, что если есть у меня в жизни цель, то это либо ты, либо она как-то связана с тобой. Либо я достигну ее с твоей помощью. В этой мысли нет особой логики, но таковы мои ощущения, и лишь тебе я могу написать эти слова, не опасаясь насмешек. Теперь мне придется снова заняться поисками «предназначения» в месте попроще, там, где мне легче искать, – поближе к свету, найду себе какую-нибудь Орли, Орит или Орталь [32]. А жаль.

Мне в голову взбрела мысль, что, если бы меня похитили, или если бы я просто исчез, не оставив следов, и какой-нибудь детектив попытался бы понять, кем я был, исходя лишь из тех сведений, которые известны обо мне окружающим. Так у него бы ничего не вышло. Вот, это я узнал благодаря тебе – в основном я живу тем, чего у меня нет.

Я надеялся, что эта профессия сделает меня счастливей, но не угадал. Детали не слишком важны. Я ведь и не рассказывал тебе, сколько профессий уже сменил и сколько ошибок наделал. Мне казалось, что я наконец нашел дело своей жизни – работать с книгами и историями, разыскивать для людей истории, которые им нравились в детстве. Разве это не лучшее дело для меня? Выяснилось, что нет. Что мне здесь лишь почти хорошо, что это доставляет мне лишь второсортное удовольствие.

Ты не представляешь, как в этот самый миг я ненавижу все книги на свете! Почему ни одна из тысяч окружающих меня книг не в состоянии мне помочь, ни одна из них не поведала нашу с тобой историю?

И ни одна из них не дала мне того, что дали твои письма.

Яир

Я вновь совершаю эту ошибку. Он выбежал из школьного автобуса прямо ко мне, раскинув руки и весело хохоча. Вернулся сегодня домой в таком хорошем настроении. И, как это иногда бывает, на секунду ее тень промелькнула в нем. Я видела, что она замурована у него внутри.