Сара Кроссан - Ириска [litres]

две соски-пустышки – огромные леденцы.

Разворачивает свой, облизывает.

– О, теперь целый месяц можно пить чай без сахара, – замечаю.

– Тихо, детка!

Она смеется,

снимает обертку с моего леденца,

толкает

мне в рот.

В общем, заткнула мне рот.

– У тебя есть парень?

Я улыбаюсь, качаю головой: «Нет».

– Так я и думала.

Сразу видно – ты девственница.

Хорошо, что во рту

леденец.

Не наболтаю лишнего.

Люси не нужно знать:

и по ней кое-что

«сразу видно».

Марла бушует в ванной,

кричит, чиркает по зеркалу

фиолетовой помадой. От кого-то отбивается.

– Нет! Нет! Это не я. Кто это? НЕТ!

УБИРАЙСЯ!

Я обхватываю Марлу руками,

вывожу в коридор.

– Что случилось?

Она вся дрожит.

Руки трясутся.

– Там кто-то был.

Там, рядом со мной, кто-то был!

Старуха какая-то.

В зеркале.

Пусть убирается к черту!

О боже!

Ведь это не я?

Нужно сказать маме.

– Марла, успокойтесь, здесь никого кроме

нас.

Забираю у нее помаду,

и – не знаю зачем

рисую себе густые усы над верхней губой.

– Мадам Круассан?

Она дышит уже нормально. Отпускаю ее.

– Что за дурацкие шутки?

– Я люблю пошутить, – говорю ей.

Стираю усы.

– Кто там был? – Она шепчет.

– Кто эта женщина?

Нам нужно спрятаться.

Она просто ужасна!

– Она ушла, – говорю ей.

– Давайте потанцуем?

Роджер ведь говорил, чтобы мы занимались.

Нам нужно быть в форме.

Нельзя допустить, чтобы Мойра нас обскакала.

– Вот шлюшка…

Не ты,

а Мойра, конечно.

Ты у меня просто класс.

Встаем в позицию, начинаем!

Марла сияет – готова!

Шагает влево и вправо,

выписывает кренделя – вперед, назад,

ладони вверх,

ладони вниз,

и кружится, кружится, кружится.

Так широко улыбается —

даже видно,

где у нее нет зубов.

Я повторяю за ней —

танцуем под «Время картофельного пюре»,

поет Ди Ди Шарп.

Улыбаюсь – мне тоже нравится,

и вправду хочется потанцевать.

Хочется научиться.

Я мою руки в туалете возле лестницы и слышу:

хлопает входная дверь.

В коридоре

чьи-то шаги.

– Мам? Это Донел.

Где ты?

О господи, мама!

Донел выговаривает Марле,

как непослушному ребенку,

упрекает, ругает,

вздыхает.

Цедит слова,

будто делает ей одолжение.

– Мам, я знаю, ты любишь сыр,

но зачем же совать его в плеер?

А это что?

Его голос похож на садовый секатор.

Громкий. Язвительный.

Острый. Опасный.

Туалет внизу

как раз напротив гостиной – через коридор.

Смотрю сквозь щелочку.

Донел помахивает нашими боа из перьев.

У Марлы каменное лицо.

– Я сто раз говорил тебе – осторожней.

Не хватало только несчастного случая!

Надеюсь, на улицу не выходишь?

Донел ходит по комнате,

выискивает – что не на месте,

поднимает с ковра то журнал, то пластинку, то боа.

Марла будто застыла.

Незнакомая Марла.

Чужая. Такой я ее

не видела.

Как потерянная.

– Да что с тобой? – спрашивает Донел,

берет в руки пульт.

– Зря ты дуешься.

Что я такого сказал?

Ради бога, ну сколько можно?

Что-то очень знакомое.

Я затаила дыхание.

– Я устала, – бормочет Марла.

– Последнее время поздно ложусь.

– Думаешь, я не устал?

Всю неделю работаю,

и вот вам, извольте, награда.

Мать меня узнает через раз.

Здесь настоящий свинарник.

Что, Пегги не может прибраться? Мы же ей платим!

Сегодня она была?

Хотя ты, наверное, не помнишь.

– Я знаю, ты Донел, – вдруг произносит Марла.

– Правда?

Великолепно.

Вот тебе приз, – говорит он

и сует ей в руку

пульт.

Настоящее в схватке

с прошлым.

Я закрываю дверь,

затыкаю уши.

Донел ушел, только когда стемнело.

Марла сидит в гостиной,

молчит.

– Простите меня, – говорю ей.

– Не думала, что он будет язвить,

хотела остановить его, но…

– Кого? – спрашивает Марла.

– Кого ты хотела остановить?

Я не успела ответить – она начинает плакать,

бормочет: «Мэри!»

и снова: «Мэри!»

Снова,

и

снова,

и снова.

Марла оглядывает меня.

– Кто ты, подруга Мэри?

– Нет, Марла. Ваша.

Надо бы знать,

кто и когда бывает у Марлы, а то мне так беспокойно.

Стараюсь почаще уходить;

каждый раз, когда звонят в дверь, чуть не подпрыгиваю.

Взяла ее телефон

и пролистала

напоминания в календаре:

каждый день – Пегги,

раз в неделю – Донел,

про Мэри – ничего.

И всякие мелочи:

когда пить лекарства,

когда придет врач,

дни рождения,

когда какой праздник.

Я знаю, это ей помогает,

видела – раздается сигнал, Марла проверяет телефон,

читает и успокаивается.

И кое-что добавляю в напоминания:

«Ириска».

Просто

подсказка,

вот и все.

Пусть будет.

У Марлы целая куча старых пудрениц,

тональных кремов. Я делаю макияж,

чтобы выглядеть загорелой —

«абрикосовый цвет лица».

Смешно. Неестественно.

Все думаю:

разве можно так сразу сказать, что я девственница?

Мы сидим в пляжном домике. Люси смотрит в тетрадь.

Стонет, швыряет карандаш в сторону.

– Эта фигня просто портит мне жизнь!

Математика.

Ты, кажется, соображаешь. Помоги, ну пожалуйста.

Толкает в мою сторону учебник

по столу.

– Мой бывший парень в этой хрени хорошо разбирался.

Вот тут у него все в порядке.

Смотрю на примеры.

И впрямь фигня:

Можно сделать за пять минут

и пойти на маяк,

сесть подальше от брызг, полюбоваться морем.

– Давай покажу, как сделать?

– Нет. Просто реши. И знать не хочу эту чушь.

Подносит спичку к косяку, закуривает.

Через несколько минут

отдаю ей тетрадь обратно.

– Ты все решила? Но как?

– Да это легко.

Люси рассматривает меня, будто видит впервые:

– А в какой ты школе?

– Ни в какой. Занимаюсь дома.

– А, тогда все понятно.

Точно!

Во-первых, ты так одета…

как пожилая тетка.

Но дома и правда учиться лучше.

Люси вздыхает.

– Послушай. Как насчет заработать?