Василий Ворон - Две столицы России. Сборник эссе и рассказов

– Ах, ты… – военный, одной рукой удерживая кота, второй дернулся к кобуре на поясе, но бегущая фигура затерялась среди сугробов.

– Ну и черт с тобой, – бросил военный, убрал пистолет в кобуру и обернулся к Жене. – Так это твой котейка?

– Мой! – выдохнула Женя, протягивая руки к рыжему комку. – Он его… съесть хотел, дяденька! – добавила она, принимая Ваську и прижимая к груди. Послышались близкие разрывы: в этот раз бомбили рядом.

– Где у вас бомбоубежище? – спросил военный, оглядываясь. – Пойдем скорей!

– Мы не ходим, – ответила Женя, гладя кота.

– Да как же?! – удивился военный. Женя пожала плечами:

– Можно в парадной укрыться, если хотите.

– Тогда скорей! – поторопил военный и они двинулись к парадной. Сбоку оглушительно ударило, посекло осколками, они угрожающе зашипели в снегу. Военный сгреб Женю вместе с котом в охапку, в три прыжка оказался у треснувшей двери, ввалился внутрь и отпустил поклажу. Оскальзываясь на грязных потоках, он взбежал вверх на один пролет и махнул рукой Жене:

– Ну, что же ты? Там опасно!

Женя не спеша поднялась к нему и стала за камином у входа в дворницкую. Снаружи грохотали взрывы, где-то обрушилась стена дома.

Военный поправил шапку, взглянул на Женю, спросил:

– Ты… Девочка или мальчик?

– Девочка, – сказала Женя, прижимая кота к себе.

– Чумазая какая, – смущенно улыбнулся военный.

– Это от коптилок, – ответила Женя. – А умываться очень холодно… Простите.

– Как же вы тут… – военный взглянул на расколотую давним осколком дверь парадной.

Женя пожала плечами:

– Не знаю. Мы давно так.

Военный слазил в карман шинели, достал клочок бумаги, заглянул в него и спросил:

– Мне Бугровы нужны. Не знаешь, живы они?

– Я Бугрова, – посмотрела Женя на военного с интересом. Он наклонился:

– Женя?..

– Да. А что?

– Я командир твоего отца. Мы вместе на фронте. Вот, заехал по делу, он просил и к вам зайти.

– Как там папа?

Военный вглядывался в лицо Жени, слабо улыбнулся, кивнул:

– Ничего. Бьет фашистов.

На улице утихло, метроном застучал умеренней. Женя встрепенулась:

– Пойдемте к нам, – она, было, начала подниматься по лестнице, но спохватилась: – Ой, надо же воду с санками забрать. Они во дворе остались. По черной лестнице поднимемся.

Вода в ведерке стояла на санках нетронутая. Военный было взялся помочь, но Женя отобрала ведро:

– Вы лучше санки возьмите. И Васю. А то разольете с непривычки. У нас тут скользко.

В кухне Женя деловито поставила ведерко у мойки, отобрала у военного Ваську, сказала:

– Мама на работе, на почте отлучаться не велят. Придет только когда стемнеет. А бабушка там, – она махнула рукой в сторону комнаты Аарона Моисеевича. Военный открыл дверь, увидел пеленашки, попятился, стащил с головы шапку.

– А больше никого нет, – говорила Женя, деловито оттаскивая ведро в комнату к буржуйке. – Чижовы в эвакуации, Аарон Моисеевич умер, похоронная команда еще месяц назад забрала, а тетю Капу на улице убило, когда она за водой ходила. А еще…

Женя продолжала говорить. Рассказала про книгу, подаренную папой и которую она никогда-никогда не сожжет в буржуйке, про то, как тушила зажигательные бомбы с Санькой, спросила про то, как там, на фронте: не страшно ли? Рассказала, что Васька иногда приносит мышей и крысок, не часто, но это всё равно очень хорошо…

Военный рассеянно слушал, потом огляделся, спросил невпопад:

– А где бы присесть?

– Да что вы, стулья и табуреты давно сожгли. А еще паркет из квартиры профессора и книги. Дров-то нет.

Военный вздохнул, расстегнул шинель, достал из внутреннего кармана бумажный треугольник, протянул Жене:

– Возьми вот, письмо от отца.

Потом он снял со спины вещмешок, развязал, достал буханку хлеба, две банки консервов, отшвырнул пустой мешок, присел на корточки перед Женей. Сказал, пряча глаза и моргая:

– Вот, возьми-ка… Всё, что есть.

У Жени распахнулись глаза:

– Это же… Дяденька, это же сокровище настоящее!..

– Бери, бери, – сунул ей в руки продукты военный. – Маме отдашь. – Он заглянул в глаза Жени и она увидела, как по его щекам катятся слёзы: – Держитесь здесь. А мы там… будем с папой твоим немцев бить… Держитесь только.

Он поднялся, прихватил свой пустой сидор и, нахлобучив шапку, стремительно вышел в дверь. Женя, оглушенная невиданным подарком, так и стояла посреди кухни, держа у груди продукты и белый треугольник папиного письма.

Могила героя

Санкт-Петербург. Наши дни

Над головой весело шумели сосны, а по пруду, то в одном месте, то в другом, будто играя в прятки, пробегала рябь. Евгения Александровна сидела на скамеечке и вспоминала, как давным-давно рябь на глади пруда напомнила ей стиральную доску мамы. На коленях она держала старую книгу, с закладкой в виде бумажного треугольника.

К ней подбежал одиннадцатилетний мальчишка, выпалил на ходу:

– Ба, мы с Евой могилу героя нашли!

– Что ты говоришь? – Евгения Александровна поднялась со скамейки и сказала: – Ну-ка, веди.

Мальчишка немедленно исчез среди деревьев участка.

– Бабушка за тобой не успевает, – сказала ему вдогонку Евгения Александровна. Мальчишка снова появился рядом, подпрыгивая от нетерпения на месте.

– Ба, а правда, что здесь во время войны фашисты были? – выпалил он. Евгения Александровна покачала головой:

– Нет, сюда они не дошли. Во время войны здесь неподалеку, где теперь парк Сосновка, был военный аэродром наших .

Мальчишка перестал прыгать:

– Значит, это не могила героя? – он был крайне разочарован. Евгения Александровна улыбнулась:

– Не значит.

Они обогнули дом, прошли мимо грядок клубники и подошли к рябинам, что росли вдоль забора.

– Вон там! – показал мальчишка в сторону и тут же убежал туда.

У забора, возле одной из рябин, в тени, стояла фанерная пирамидка, увенчанная звездой. И пирамидка, и звезда были выкрашены красной краской. На пирамидке была табличка из жести, забрызганная землей после недавнего дождя. Неподалеку, орудуя лопаткой и формочкой, пыталась сделать из земли куличик Ева.

– Так здесь похоронен герой? – спросил мальчишка. – Я такую могилу в кино видел.

Евгения Александровна кивнула:

– Герой, да. Очень давно, когда мне было столько же лет, как и тебе, Антон, началась война. И город Ленинград, где я жила с мамой и бабушкой, оказался в кольце врагов.

– Фашистов? – нетерпеливо спросил Антон. Евгения Александровна кивнула:

– Фашистов. Они никого не пускали в город, и никого не выпускали, чтобы все мы, ленинградцы, умерли от голода. Хлеба было очень мало, а больше из еды почти ничего не было. А у меня был кот, его звали Вася. И он ловил и приносил нам с мамой и бабушкой мышек. Мы варили из них суп и тем спасались.