Ольга Птицева - Выйди из шкафа

Данилевский остановился напротив Тима.

— Дайте мне пройти.

— Посмотрите на эту женщину. Она могла родить от вас ребенка в девяносто первом?

Капилляры в глазах Данилевского налились кровью, пожелтели белки. Это был взгляд бесконечно уставшего человека. Ничего от прежнего Данилевского — болтливого, проницательного и интеллигентно мягкого, в нем не осталось.

— Нет, Тимур, эта женщина не могла родить от меня. Ни в девяносто первом. Ни в любом другом году.

Тим хотел было сказать что-то еще, уболтать, уговорить старика, но тот перебил его.

— А теперь я прошу вас уйти. Вы ведете себя непозволительно, и я не хочу вас видеть. Ключ оставьте на тумбочке. До свидания, Тимур.

И с неожиданной силой толкнул его в плечо, чтобы освободить себе дорогу. Пока Тим копался в прихожей, не попадая трясущимися руками в рукава куртки, старик успел доплестись до кабинета. Скрипнул стул. Раздался шелест бумаги. Это еще одна страница бесконечной статьи полетела на пол.

Тим вышел и беззвучно прикрыл за собой дверь. Он встал у подъезда, но решить, куда ему идти, не смог. Внутри едко ворочалась обида, помноженная на четкое осознание — он все испортил. Столько лет бережно подкладывал соломку под странную дружбу с Данилевским. Боялся, как бы не обидеть старика. Как бы не задеть профессорские чувства нечаянным панибратством. А потом взял и забрался в самое личное из возможных пространств. Отчего бы не поковыряться в интимной жизни университетского руководителя? Почему бы не разворошить его архив? От злости на себя хотелось срочно куда-то бежать, кому-то звонить, решать что-то. Вместо этого Тим набрал Ельцову.

— Я облажался.

— Какие неожиданные новости, Тимочка, — хохотнула она. — Никогда такого не было. И вот опять.

От пяти минут пустой болтовни стало легче.

— Ну, таких совпадений не бывает, конечно. Точно папаша его, зуб даю.

— И что мне с этим делать тогда?

— На Первый канал идти. Такую историю у тебя с руками оторвут.

С потемневшего неба начал сыпать мерзкий дождь. Ельцова щелкала клавиатурой.

— Ты в редакции?

— А где ж еще? Это у тебя вольные хлеба, а мы впахиваем.

Вдобавок к вине перед Данилевским на Тима ухнула позабытая ответственность за проект.

— Зуев меня не ищет?

— Пока нет. С планом все плотно и без твоего ненаглядного Шифмана. Но сам знаешь, в любой момент может и вспомнить. Ты б приехал, показался.

Тим оторвал телефон от уха, глянул на время. Половина пятого ощущалась как поздний вечер, почти ночь. Хотелось в душ и спать. Может, посидеть с бабушкой, послушать в ее пересказе, что там вещает федеральное телевидение. Но обе фотографии лежали в кармане куртки.

— Нет, надо с фотками разобраться.

Ельцова не стала спорить.

— Звони сыночку новоявленному. Пусть требует от матери объяснений.

Тим сбросил звонок и набрал Шифмана. Послушал нудные гудки. Попробовал еще раз. Гудки закончились, автоответчик не включился. Тим чертыхнулся, снова позвонил Ельцовой.

— Не поднимает, — пожаловался он. — Пишет, наверное.

— Муки, мать его, творчества. — Фыркнула она. — Слушай, ну я посмотрела уже, он прописан у черта на куличках. Такое дальнее Подмосковье, что уже не считается.

— Да, я знаю, у него там мама как раз. И Клязьма течет.

— Без понятия, что там течет. Но адрес могу тебе скинуть.

Тим поддел ботинком упавший с дерева листок, тот перевернулся и оголил успевшую прогнить сторону.

— Зачем мне адрес?

— Ну, не знаю. — Ельцова хмыкнула. — Ты же у нас Шерлок, поезжай к виновнице торжества, разведай, кто там от кого родил. — Она явно издевалась. — Очную ставку проведи. Вдруг воссоединишь два престарелых сердца.

— Иди к черту, а.

— Не черти. — Хохотнула, замолчала, что-то допечатывая. — Ладно, некогда мне с тобой. Адрес кидать?

Тим аккуратно перевернул листок обратно, но желтая его сторона успела вымазаться в грязи.

— Кидай.

Тим поехал на электричке. Долго мучал карту транспорта, чтобы выстроить маршрут, потом трясся в метро и метался по вокзалу, пытаясь разобраться в платформах.

— Не подскажете, где шестой путь? — спросил он скучающего охранника.

Тот зыркнул настороженно.

— А чего там?

Вокруг метался в вечерней суете огромный вокзал, полный пассажиров, поездов и вагонов. Охранник смотрел на Тима осоловелыми глазами. То ли пьяными, то ли отупевшими от каждодневного мельтешения.

— Извините, — пробормотал Тим и устремился за толпой.

Чутье не подвело. Спрессованные в один усталый комок люди дружно протиснулись через ситечко турникетов и высыпали на шестой путь. Тим рванул к поезду, толпа снова подхватила его и внесла в вагон, надежно прижав к боковой стенке тамбура. Пробиваться внутрь Тим не стал, высвободил руку с телефоном, немного откинулся на сурового бородача в наушниках и постарался расслабиться. Приложение обещало ему пятьдесят незабываемых минут в пути.

Поезд ухнул всем своим бездонным телом, перрон за окном медленно пополз, сменился постройками промзоны. Шифман не отвечал. Тим прослушал длинные гудки, набрал еще одно сообщение: «Перезвони. Это срочно».

Но ответа не получил. Знай Ельцова о нелепом поцелуе, завершившем рабочую встречу в подъезде Данилевского, точно бы не поверила в творческие муки, заставившие Шифмана удариться в молчание. Пока поезд тормозил у каждого столба, Тим крутил в голове возможные варианты. Обиделся. Сам от себя не ожидал. Ожидал, но большего. Смутился. Оскорбился. Думал, что к этому все и шло. Не думал, что это возможно. Вырос в маминых колготках, потому не приемлет такого и винит теперь Тима во всех грехах. Вырос в маминых колготках, потому был настроен решительно, а Тим замялся и решительных ожиданий не оправдал.

«Да ответь ты уже!»

«Миш, я серьезно, надо поговорить».

«Надо поговорить про твоего отца. — Набрал и стер. — Надо поговорить про твоих родителей. — Снова стер. — Я еду к твоей матери! — Стер. — Перезвони. Срочно».

Ленка была в сети. Тим отправил ей стикер с кричащим опоссумом. Ленка любила опоссумов за их розовые носы, даже мечтала завести себе такого, но это убило бы бабушку, да и сами опоссумы, похожие на гигантских крыс, жили преступно мало, так что привязчивая Ленка от этой идеи отказалась. Сообщение она посмотрела, отвечать не стала.

«Разгребу дела и устрою бабушке день пересадки фикусов, договорились?»

«Как хочешь».

«И с мамой схожу в Аптекарский огород».

«Как хочешь».

«А тебе куплю билеты в Гоголь-центр».

«Ок. Но съезжать тебе все равно пора. Сепарируйся или сдохни».

Стало полегче. Тим расстегнул куртку, прислонился затылком к стеклу заблокированной двери и закрыл глаза. Поезд покачивался и гудел, как метро, только медленно режущее не тьму перегона, а бесконечную серость подмосковных городишек. На нужной станции Тима вынесло из вагона другими пассажирами. Часть вернулась в тамбур, а оставшаяся бросилась к турникетам на выход. Пока толкался в очереди, Тим посмотрел, насколько приблизилась к нему финальная точка маршрута. Оказалось, что не так сильно, как он рассчитывал. Пришлось втискиваться в маршрутку, передавать за проезд и толкаться по пробкам.