Александр Филиппов - Зона: Очерки тюремного быта. Рассказы

Многих «раскручивали» по введенной тогда в уголовный кодекс статье за злостное нарушение режима при отбывании наказания в ИТУ.

Из числа «отрицаловки» на сходках воровских авторитетов в зону обычно назначался «смотритель», призванный следить за тем, чтобы администрация не плодила беспредел. Он же был судьей во внутризоновских разборках.

По данным оперчасти, человека два из нашей колонии претендовали на эту роль, но чем-то не приглянулись «авторитетам», и их кандидатуры не утвердили.

Однажды на Мелгоре появился армянин, прибывший этапом из другой зоны. Он быстренько наехал на уши местной «отрицаловке», представившись посланником легендарного вора в законе Васи Бриллианта. «Кумовья», возмутившись такой наглостью, подбросили в зону информацию, что новичок — бывший «активист», переведенный к нам по оперативным соображениям.

Обычно это делалось с целью спасти жизнь намутившему в зоне заключенному. Таких переводили от греха подальше в другие колонии за пределы республики.

Этот армянчик, которого все звали Ара, был патологическим вруном. После развенчания самозванца Медведь приказал мне спрятать его в санчасть — чтобы не проломили башку или не прирезали в отряде.

В тот же день Ара пожаловал в мой кабинет. Оглянувшись по сторонам, представился шепотом:

— Товарищ капитан! Я старший лейтенант КГБ. Под видом заключенного выполняю специальное задание правительства!

В ту пору среди зеков и администрации действительно ходили легенды про кагэбистов, разъезжающих с зековскими документами по зонам с целью разоблачения каких-то серьезных преступников, а заодно и нечистых на руку сотрудников колонии.

Я прогнал «кагэбешника» и поручил дневальным пристроить его ухаживать за тяжелобольными. Через день его отлупили, так как он стал воровать продукты питания. Пришлось потребовать у начальника колонии убрать его из санчасти, ибо и здесь уже не могли гарантировать неприкосновенность «крысятника».

Узнав, что его собираются перевести в шизо, Ара наглотался сапожных гвоздей, иголок — на рентгеновском снимке я насчитал их штук тридцать. Неделю он изображал умирающего, хватался за живот, закатывал глаза, но на повторном снимке инородных тел в желудке и кишечнике уже не было. Как говорят доктора, «отошли естественным путем».

Чувствуя, что штрафного изолятора не избежать, Ара где-то раздобыл молоток, два гвоздя и прибил себе ступни к полу. Когда мне сообщили об этом, страдальца уже освободил Шура Коровин. Не мудря с плоскогубцами, он просто взял Ару в охапку и оторвал от пола.

«Сучьей» зоной Мелгора стала после крупных разборок «активистов» с блатными.

Оперативники проморгали назревший конфликт, и ночью несколько десятков «активистов», вооружившись палками, металлическими прутьями, пошли по отрядам «мочить» «отрицаловку» Заходя в помещение, орали: «Блатным — встать! Мужикам и пидорам — лежать!»

Тех, кто поднимался, били, лежавших не трогали, но отныне они считались «разворованными». Несколько человек попали в санчасть, одного «пацана» чуть не убили — его спас, прикрыв собой, ДПНК…

С тех пор власть в зоне принадлежала «активу», но «авторитетные» зеки, конечно, остались.

Помню, был такой орчанин по фамилии Сухов. К нему бегали за советом заключенные, в том числе и «отрицаловка», прапора-контролеры относились с уважением и по пустякам не трогали. Сухов был убийца, ушел из-под «вышки» и пять лет провел в «крытой» — на тюремном режиме.

В то же время, оказавшись в санчасти, он охотно общался с дневальными, мастерил на досуге, как простой «мужик», какие-то цветочки из ниток и проволоки, дарил их медсестрам.

— Слушай, Сухов, — спросил я его, — что-то не пойму: ты блатной или как?

— Я, гражданин доктор, папа римский. Живу как хочу, общаюсь с кем хочу. Меня во многих зонах знают. Если что не так — глотку любому перегрызу. А все эти «масти», воровские понятия — ерунда. Главное — человеком оставаться.

По многолетней традиции понедельник у начальника медицинской части — черный день. С утра начинается обход и врачебный прием осужденных, содержащихся в шизо и ПКТ. В этом обычно мне помогал санитар по кличке Гоша-Людоед.

На самом деле его зовут Герихан, он ингуш по национальности, осужденный за разбойное нападение и убийство к пятнадцати годам лишения свободы. Гоша родился в Казахстане, куда сослали его семью после войны. Позже родители вернулись на Кавказ, а Гоша работал на шабашках по колхозам, потом сколотил банду и после нескольких преступлений сел. Мается за колючей проволокой он уже больше десяти лет. Своей кличке обязан внешностью: высокий, физиономия зверская, на большой лысой голове торчат здоровенные толстые уши.

Гоша бережно несет сумку, в которой хранятся медицинские инструменты, лекарства.

Перед обходом мы поднимаемся на вахту. Сегодня дежурный по колонии — капитан Батов.

— Прэвэт, дарагой! — говорит он мне. — Сейчас в крякушник пайдем!

Потом нажимает кнопку на стоящем перед ним пульте:

— Дядя Ваня! Аткрывай шизо, доктор идет!

Штрафной изолятор и помещения камерного типа отгораживались от основной территории колонии забором. В одноэтажном домике размещалось десять камер изолятора и четыре — ПКТ. Камеры шизо представляли собой помещение примерно два на четыре метра с массивными, окованными полосами металла дверями, снабженными смотровым глазком и форточкой для подачи пищи — «кормушкой». За основной дверью находилась еще одна, решетчатая, сваренная из толстых металлических прутьев. Никаких столов, скамеек не полагалось.

Небольшое окошко закрывалось толстой, крепкой решеткой, затем плетенной из проволоки сеткой и уже снаружи — козырьком жалюзи и практически не пропускало дневного света.

Утопленная в специальной нише в стене и тоже закрытая решеткой лампочка не могла разогнать царящий в камере полумрак.

Шершавые, оштукатуренные «под шубу» стены, голый цементный пол, откидные деревянные нары, привинченные на день к стене, ржавый чан в углу — параша — вот и вся обстановка камер изолятора.

В ПКТ было «уютнее». Камеры оборудовались столом, длинной скамьей, нары не убирались на день, а полы были деревянные. Кроме того, в помещениях камерного типа разрешалось иметь письменные принадлежности, кое-какие продукты, сигареты, спички. Сюда ежедневно давали газеты — центральные и колонийскую многотиражку «За честный труд!», прозванную зеками «Сучий вестник».

Такая разница в условиях содержания объяснялась тем, что в шизо водворяли на срок не более пятнадцати суток, а в ПКТ — до шести месяцев. Правда, в случае нарушения режима можно было схлопотать дополнительную «пятнашку», а из ПКТ не вылезать годами.