Хэзер Уэббер - К югу от платана [litres]

– Я рада тебя видеть, – наконец честно призналась я. – Сочувствую насчет твоей мамы. Как она сейчас?

Сколько же раз я брала в руки телефон, чтобы позвонить ему. Поддержать. Невозможно было представить, чего ему стоило простить Мэри Элайзу.

Отец Шепа был проповедником, а мать – сущим дьяволом. Несмотря на тревожные звоночки, мало кто в городе догадывался, сколько зла она причинила Шепу. Разве можно было поверить, что супруга пастора, честная благочестивая женщина, морально и физически измывается над собственным сыном? Окончательно она сорвалась с цепи после смерти мужа, лишившей беднягу Шепа единственной защиты.

– Неважно. Врачи говорят, ей недолго осталось. Они стараются облегчить ее состояние, как могут. Я часто ее навещаю, но каждый раз, как прихожу, она начинает звать на помощь медсестер. И принимается прятать ценности. Вообще меня не узнает, ну а мне так даже проще. – Он слабо улыбнулся. – Наверное, все из-за татуировок – ей кажется, что к ней какой-то бандит ввалился.

Мне больно было это слышать. Выходит, Мэри Элайза так и не поняла, каким прекрасным человеком был ее сын.

– Ты пытаешься объяснить ей, кто ты?

– Иногда. Но порой лучше даже не начинать.

– Мне так жаль.

Он кивнул.

– А что ты делаешь тут, в лесу? – попыталась я сменить больную тему.

– Я здесь по работе. Ты же наверняка слышала, что Блу нашла подкидыша. Расследование поручили мне. Вот я и пришел снова осмотреть место на случай, если в первый раз что-то пропустил.

– Ну кто же не слышал о подкидыше. Я очень рада, что с девочкой все в порядке.

Лучи сиявшего над нашими головами солнца пробрались сквозь листву и заиграли на пристегнутом к поясу Шепа полицейском жетоне. Я смотрела на него, до сих пор не в силах поверить, что передо мной представитель закона. Следователь. Как же я им гордилась! В старших классах Шеп был тем еще сорванцом. То пожарную сигнализацию включит, то урок прогуляет, то нахватает двоек, то сделает новое тату. Так он бунтовал против царивших в семье порядков. Пытался дать всем понять, что сам контролирует свою жизнь. Но под маской хулигана скрывался юноша с добрым и израненным сердцем. Куда проще для него было бы и дальше катиться по наклонной, особенно после того, как мы с ним расстались. Но он выстоял и добился больших успехов.

– Я тоже. – Глаза его потемнели. – Ну вот, я рассказал тебе, как оказался в лесу. Но ты-то что здесь делаешь, Сара Грейс? Почему плачешь под Платаном?

Я крепче сжала полученную пуговицу и, обойдя Шепа, подобрала с земли перышко.

– Мне нужно было напутствие.

– И как? Получила?

Я покосилась на его левую руку. Обручального кольца на ней не было.

Впрочем, я свое тоже не носила. Оно лежало дома в шкатулке с драгоценностями. С глаз долой, но не вон из сердца.

Края пуговицы впились в ладонь.

– Не совсем.

– Как жаль. Я могу тебе чем-то помочь?

Разве что вернуться в прошлое и объяснить мне, что, оставив его, я совершу огромную ошибку. Навлеку на себя проклятие и обреку на несчастливую жизнь.

– То, чего я хочу, получить невозможно. – Наши глаза встретились, но вскоре, не в силах больше этого выносить, я отвела взгляд. – Что ж, ладно, не буду мешать тебе работать.

– Ну а я не стану больше отвлекать тебя от пробежки. Хотя, должен признаться, я удивился, узнав, что ты до сих пор бегаешь.

– А ты бросил?

Я и представить себе такого не могла. В школе мы с ним оба состояли в команде бегунов. Шеп в то время был буквально помешан на спорте, за неделю набегал до шестидесяти миль.

– Да, перестал бегать с тех пор, как вернулся сюда.

Я попыталась улыбнуться, но захлестнувшая меня грусть не позволила этого сделать.

– Мне порой кажется, что я буду бегать вечно.

Шеп уперся руками в бедра.

– Или только до тех пор, пока, как я, не встретишься лицом к лицу с тем, от чего убегаешь.

– Может, и так, – ответила я, не желая спорить.

Мы попрощались. Я развернулась и побежала по тропинке обратно, в сторону города, от души желая, чтобы предсказание Шепа никогда не сбылось. Я знала: стоит мне однажды перестать бегать от своих тайн, и жизнь моя превратится в сущий ад.

Не успела я отбежать от окружавшей Платан поляны, как ко мне неожиданно присоединился попутчик. Обернувшись через плечо и заметив трусившего за мной пса, я крикнула: «Фу!»

Откуда он появился, было не ясно, я поняла, что больше не одна, только услышав за спиной тяжелое дыхание. Пса явно мучила одышка.

Во время пробежек я частенько встречала собак. Некоторые вели себя дружелюбно. Некоторые нет. Но этот пес, к счастью, кажется, не был агрессивным. Обычно, заметив собаку, я просто останавливалась и ждала, когда объявится ее хозяин. Либо позволяла животному меня обнюхать и убедиться, что я не представляю для него интереса.

Однако этот пес отставать не желал. Я пошла шагом. И он пошел шагом. Я остановилась. И он остановился.

– Ты чей? – спросила я, внимательно его оглядев.

Он сел и завозил хвостом по земле, подняв в воздух облачко пыли.

Я дала ему обнюхать свою руку. Затем, зажав пуговицу и перо под мышкой, погрузила пальцы в густую шерсть на его загривке, пытаясь нащупать ошейник. Но его там не оказалось. Пес слегка смахивал на ирландского сеттера, только очень тощего и изможденного. Его густая, грязная красновато-коричневая шерсть сбилась в колтуны. Представить было страшно, сколько в ней кишит блох и клещей.

Вытащив из-под мышки перо и пуговицу, я еще раз перечитала данный мне Деревом совет.

«Следуй зову сердца, и обретешь счастье». Я покачала головой, не представляя, что бы это могло значить. Как я могла следовать зову сердца, если его забрал с собой Шеп в тот день, когда мы расстались? Неужели Платан не мог толком объяснить, что мне нужно сделать?

Пес лизнул мою руку, и я подпрыгнула от неожиданности.

– Никаких поцелуев, – улыбнулась я. – Бога ради, мы ведь едва знакомы.

Он в ответ завилял хвостом.

Погладив его по голове, я зашагала в сторону города и совершенно не удивилась, заметив, что пес потрусил за мной.

– Ко мне тебе нельзя, Флетч собак не любит. Вот что, отведу-ка я тебя в ветеринарную клинику доктора Хеннеси. Он тебя осмотрит, поищет чип, а если его не окажется, найдет для тебя хороших хозяев.

Флетч.

Мне ведь еще предстояло вывести его на чистую воду. Утром он сказал, что будет работать допоздна, а затем пойдет в «Посудомойку», наш местный бар, играть с друзьями в пул. Я решила, что вечером дождусь его, послушаю, что он скажет, а заодно и пойму, пахнет ли от него снова лавандовым мылом.

Фуф, фуф, фуф. Пес уставился на меня своими печальными карими глазами.

Вздохнув, я почесала его за ухом. Он толкнулся мне в ладонь носом, и я, сдавшись, принялась его гладить.