Хэзер Уэббер - К югу от платана [litres]

– В прошлом году, – отозвался Мозес. – Моя благоверная тогда как раз перенесла операцию по женской части и четыре недели с постели не вставала.

В прошлом году? Судья Квимби задумался. Что ж, если так, это все меняло. Какие уж тут детские шалости, Блу в том году минуло двадцать восемь.

– И что же, она пыталась залезть к вам в дом?

– Не. – На губах Мозеса заиграла улыбка. – Она Веру принесла, кошку нашу. Та как раз за неделю до этого сбежала. Блу нашла ее в лесу и вернула. А заодно притащила нам домашней ветчины, макарон с сыром, печенья и еще кучу всякой всячины. Видать, прослышала, что миссис Кехоэ лежит. Хотела все это под дверь нам подбросить, тут-то я ее и застукал. Знаете, она и по сей день иногда к нам с гостинцами заходит. А благоверная моя за это учит ее играть в пинокль. Она славная девочка, эта Блу. И станет хорошей мамой. Вот помяните мое слово.

Очередь к окошку сдвинулась с места. Шагнув вперед, судья буркнул:

– Ничего не понимаю. Но почему же она просто не принесла вам все это утром?

Мозес пожал плечами.

– Я и сам ее об этом спросил. А она ответила, мол, не хотела нас беспокоить.

Я мчалась сначала по тротуару, потом по гравийной дорожке, затем по лесной тропинке и все никак не могла избавиться от мыслей о Флетче. Вечернее солнце золотило землю под ногами, у меня же в ушах снова и снова эхом отдавались слова отца.

Флетч не работал допоздна.

Теперь, когда я об этом узнала, мне вспомнилось кое-что. Каждый раз, когда Флетч, в очередной раз задержавшись где-то, ложился в нашу постель, от него пахло свежестью и мылом, словно он успел принять душ, прежде чем вернуться домой. А ведь после посиделок за покером от него обычно несло пепельницей, а вовсе не лавандой. За карточным столом все дымили как паровозы: кто сигаретой, кто сигарой, кто трубкой. Словно бы некурящих просто не брали в игру.

До сих пор у меня было столько забот, что я об этом запахе как-то не задумывалась. Зато теперь даже тут, в лесу, не могла от него отделаться. Аромат роз и лаванды заглушал все вокруг, забивал запахи нагретой солнцем земли и сосновой хвои, будто вопя во всю глотку: «Заметь меня!»

Больше всего меня тревожило то, что аромат был явно женский. И вспомнив слова отца, я вдруг задумалась о том, в чем раньше никогда не сомневалась, сколько бы Флетч ни темнил: о том, был ли он верен мне. Пускай наш брак не задался, но мне никогда и в голову не приходило, что он может меня обманывать. А что, если эти участившиеся в последнее время посиделки с друзьями и работа допоздна на самом деле были лишь прикрытием для каких-то его грязных секретов?

«Нет», – возразила я самой себе. Нет. Он слишком многое потеряет, если все выплывет. Блестящую репутацию, которую так старательно создавал из оставленных ему отцом жалких обломков. Политические амбиции. Меня.

И все же заглушить подозрения я не могла. Как бы быстро я ни бежала, они все равно догоняли меня. В конце концов я позвонила родителям и отказалась приходить к ним на ужин. Меньше всего мне этим вечером хотелось с ними встречаться. Вернее, нет. Меньше всего мне хотелось объясняться с Флетчем, но семейный ужин шел сразу следом. Не хватало только, чтобы за столом все на нас глазели. И гадали, что происходит.

Свернув к Платану, я перемахнула через поваленное дерево, лежавшее поперек тропинки, и поспешила дальше. Сердце колотилось в ушах, по вискам и спине струился пот.

Мчась все быстрее, я молила Пуговичное дерево поведать мне, как снять проклятие. Ведь должен быть способ! Я просто обязана узнать его, обязана все выяснить. Прошло гораздо больше года с тех пор, как я в последний раз обращалась к Платану за советом. Так что он просто обязан мне ответить. Я справлюсь, я обязательно найду способ снова стать счастливой.

Пожалуйста, пускай этот способ существует.

Когда я добралась до окружавшей Пуговичное дерево поляны, внутри у меня все сжалось. Но к счастью, никаких любопытных репортеров, жаждущих осмотреть место, где Блу нашла подкидыша, поблизости не было.

Переведя дыхание, я запрокинула голову и взглянула на сучковатый ствол, уходящий далеко вверх, под зеленый купол.

– Как мне снять проклятие? Я буду когда-нибудь снова счастлива?

Через секунду в сердцевине дерева что-то негромко щелкнуло, я сунула руку в дупло и достала пуговицу. Прочитала послание от Пуговичного дерева раз. Второй. Третий.

И вскрикнула:

– Это что, какая-то шутка?

Пуговица, лежавшая у меня на ладони, была точной копией той, что я получила десять лет назад.

СЛЕДУЙ ЗОВУ СЕРДЦА, И ОБРЕТЕШЬ СЧАСТЬЕ.

– Если так, то это не смешно! Этому совету невозможно последовать. Невозможно! – Обессиленная отчаянием, измученная гнетом старых тайн, я всем телом привалилась к Платану. На глаза навернулись слезы.

– Сара Грейс? Ты в порядке?

Осознав, что на поляне я больше не одна, я поспешно выпрямилась. И утерев слезы тыльной стороной ладони, начала:

– Все хо…

Но обернувшись и увидев, кто спрашивает, тут же осеклась. Шеп Уиллер сунул руки в карманы.

– Я ставил на месяц, но нам удалось продержаться семь месяцев и двенадцать дней.

У него за спиной на землю медленно опустилось черное перышко. Меня окутал аромат мускуса и корицы, такой знакомый, что стало больно в груди.

– Не понимаю, о чем ты, – без зазрения совести солгала я.

В глазах его вспыхнули смешинки, словно бы он точно знал, что я лгу, но не спешил меня уличать.

– Столько времени прошло с тех пор, как я вернулся в Баттонвуд. Каким-то образом – полагаю, тут не обошлось без тщательных расчетов, – нам все эти месяцы удавалось не пересекаться. Для такого маленького городка это прямо рекорд.

Щеки мои вспыхнули. Я вспомнила о том, сколько раз видела его издали в парке, на заправке, в магазине и заставляла себя развернуться и уйти прочь. Вместо того чтобы кинуться к нему, обнять крепко-крепко и никогда больше не разжимать рук. От мысли, что однажды мы с ним столкнемся нос к носу и я не смогу скрыть своих чувств, меня кидало в дрожь. В городе о нашей с Шепом связи никто не знал. Вернее, не совсем так. Кое-что было известно Блу Бишоп. Но не все.

Всего не знал никто, кроме Шепа и меня.

Я окинула его взглядом, стараясь запомнить каждую деталь. Вот уже десять лет прошло с тех пор, как он в последний раз стоял на расстоянии вытянутой руки от меня. В его глазах, в этих незабываемых глазах бледно-зеленого цвета, по-прежнему плескались боль и жажда. Светло-каштановые волосы были острижены короче, чем во время нашей последней встречи – на песчаном пляже, у искрящейся на солнце чистой воды. В тот день он ушел, унося с собой мое сердце, мне же осталось только смотреть ему вслед.

С годами лицо его обветрилось и посуровело, резче обозначились точеные черты. А фигура стала крепче – он по-прежнему оставался высоким и стройным, но теперь к этому добавились еще и развитые мускулы. Короткие рукава туго обтягивающей торс рубашки поло открывали руки, на которых темнели новые татуировки. Под тонкими чиносами цвета хаки угадывались сильные ноги. Но все эти изменения имели мало значения. Я подозревала, что всегда буду видеть в нем того напуганного, несчастного восемнадцатилетнего мальчишку, в которого когда-то влюбилась.