Ася Долина - У него ко мне был Нью-Йорк

Я предложила ей помочь поднять коляску по лестнице при пересадке на станции метро «Atlantic Avenue». Но она отказалась. Она сказала: «Не надо, мэм, спасибо, у нас всё классно, нам не нужна помощь, с праздником вас!»

Разве к Нью-Йорку можно привыкнуть?

Он же искрится ночными огнями, манит запахом дешёвой китайской еды, взрывается фейерверками на четвёртое июля, околдовывает шорохами дорогих тканей, сбивает с толку клубами каннабиноидного дыма и пугает грохотом метро.

Разве к нему нужно привыкать?

Авторские коктейли с маракуйей, вечеринки на крышах с видом на Манхэттенский мост. Двойная радуга после дождя. Мой Д. фотографирует меня в этом странном розовом, персиковом освещении. Казалась бы, это я — в объективе его камеры, это он, неторопливо настраивая выдержку и диафрагму, делает мои снимки, я слышу щелчки затвора, но это ведь и моё сознание тоже фиксирует, запоминает в этот миг его лицо. Я смотрю на него, я рассматриваю изгиб бровей, контур губ, линии ресниц. Мы записываем информацию друг о друге на жёсткие диски памяти. Мы хотим, чтобы наши образы отпечатались друг в друге.

И я — не крапива для него, всякий раз досадно обжигающая кожу, а ласковый подорожник, я — лекарство. В свежести и неизведанности много надежды. На какое угодно будущее. Ты не знаешь, кто выскочит на тебя из-за поворота в этом городе.

Может быть, это будет измученный ежедневными пробежками подтянутый брокер с Уолл-стрит? В рубашке в мельчайшую клетку?

Или вычурная драг-квин с подтёкшей тушью под глазами?

Или харизматичный бездомный?

Или очередной не признанный пока принц хип-хопа, читающий себе под нос свой рэп?

Или профессор литературы из Принстона?

Или модная дива, тонкая, как силуэт, вырезанный из бумаги?

Или, напротив, знаменитая плюс-сайз-модель с мужем под руку?

Или такая же, как ты. Хмурая россиянка с текстами на неведомой кириллице, которую этот город заставил повзрослеть. Протрезветь. Очнуться. Дышать его океаном. Гулять его подворотнями. Подпевать его бродвейским мюзиклам.

Вот и получается, что ты потихоньку привыкла.

Молочный чай с жемчужинами тапиоки — в одной руке, телефон, пристёгнутый к переносной зарядке, — в другой. Беспроводные наушники, красный молескин для записей от руки, ты скользишь по улицам, умело огибаешь коварные канализационные решётки. Пар из них. Час вечером — на йогу, чтобы быть сильной, уверенной, подтянутой и непременно наполненной этим звонким американским оптимизмом с фокусировкой на цветущем будущем.

I’m great and how are you?

О, у меня дела прекрасно, а как у вас?

Снаружи такая женщина — гладкий холодный камень, к ней не подступиться, дела её расписаны на три месяца вперёд.

Внутри же тихо плещется море из страха оказаться снова одной, надежды на хеппи-энд, потребности в поцелуе на ночь.

Сегодня, покупая утром апельсиновый сок на нашем рынке, я подняла глаза на продавщицу.

Должно быть, она была студентка первого или второго курса колледжа, которая подрабатывает тут за стойкой, а в свободное время ходит на просмотры старых фильмов Бертолуччи или Трюффо где-нибудь в Вильямсбурге. Эта девушка пришла на работу в классической сине-белой тельняшке и красном берете, как мим.

Лицо аккуратно обрамляли линии платинового каре. Её макияж таинственным образом соответствовал моим представлениям и о том, что такое девятнадцать лет, и — что такое семь утра.

Микроны золотистого хайлайтера на скулах, чуть-чуть неоновой помады оттенка Scarlett на губах. Ну и самое главное — эти её огромные веки, усыпанные звёдочками.

И я сделала комплимент: «I like your make-up!» [8] Мне нравится твой макияж!

Она сказала: «Oh, thank you!»

«О, спасибо!»

И отметила, как ей симпатичен мой кошелёк с принтами от Яёи Кусамы.

Делать комплименты при минимальных социальных соприкосновениях. Я наслаждаюсь тем, как послушно расцветает человек, если сказать ему приятное. О любой мелочи, любой детали. Оценить можно всё что угодно.

«Боже, какой у тебя свитер! От кого он?»

Недавно ухоженная седовласая дама поймала меня за рукав в книжном магазине:

«What are you wearing?» [9] Что это на вас?

«Ах, это? Это топ от COS».

«No, I mean, what are you wearing?» [10] Нет, я имею в виду, что вы носите?

«А, это джинсы от Madewell, у них на редкость хороший деним».

«Нет, вы не поняли. Чем вы пахнете? What perfume are you wearing?» [11] Какой парфюм вы «носите»?

«Ах, это! Это Chloé, самый их классический, оригинальный аромат».

Этому закону коммуникации в Америке учат с малых лет, и он действительно работает.

Учительница объясняет девочкам в третьем классе, одноклассницам моей дочери: «Если ты хочешь сказать что-то плохое, лучше промолчи. Если у тебя есть любые добрые слова для человека, произнеси их вслух. По крайней мере, кто-то почувствует себя от них лучше».

Я тоже верю в магию доброго слова. Никогда не знаешь, чей унылый день спасёшь взглядом. Чьё разбитое сердце подлечишь внезапным комплиментом. Для кого станешь хорошим знаком или солнечным лучом, пробившим депрессию.

Устав от города, выбери будний день, возьми выходной, обуйся в удобное, захвати крем от загара и отправляйся на самый юг Куинс — в нейборхуд под названием Фар Рокавей.

Это узкий полуостров на берегу Атлантики — фактически деревня, где слышно, как щебечут птички и жужжат пчёлы. Край сёрферов, несколько километров песчаного пляжа прямо в черте города.

Добраться туда — отдельное приключение.

Сядь на паром на причале возле Уолл-стрит и плыви целый час, проскользнув под высоким подвесным мостом Веррацано, помахав аттракционам Кони-Айленд и кафе «Татьяна» на Брайтон-Бич.

И вот наконец-то — Фар Рокавей. Там прямо на берегу океана обнаружится филиал музея MoMA.

Так далеко от центра города — остров современного искусства. В заброшенных ангарах, разрушенных когда-то ураганом «Сэнди», теперь не только битые стёкла и стрит-арт на стенах, но и инсталляции лучших мировых художников.

У нас появилась летняя традиция — уезжать на целый день на Фар Рокавей. Смотреть там выставки, а потом отдыхать на пляже.

Тем летом в ангаре на побережье показывали композицию «Сад Нарциссов» Яёи Кусамы. Это её жёлто-чёрные принты украшали мой кошелёк. А её работа «Сад нарциссов» представляла собой круглые блестящие стальные шары по всей площади заброшенного ангара. Они были зеркальными. В каждом ты мог увидеть своё отражение. Пространство нарциссизма, возведённого в абсолют.

Эти шары были вариацией на фирменные «горошки» художницы. Только на этот раз они были трёхмерные, крупные и тяжёлые. Почему-то произведения Кусамы попадались мне в Нью-Йорке повсюду: её комнаты с узорами в крапинку, картины, инсталляции и «Сады нарциссов».