Анастасия Писарева - О чем молчит Биг-Бен

— Хорошо, я уточню и дам тебе знать.

Вечером он присылает короткое сообщение: «Так когда ты пришлешь мне свое заявление?»

Он там что, вообще не фиксирует, о чем договаривается?!

«Я правильно понимаю, что последним днем у меня будет пятница на следующей неделе?» — уточняю я.

«Я обсудил с Марком, он говорит, что необходимо, чтобы ты осталась до декабря, чтобы подать отчеты, так что — шестого декабря».

«Тогда прошу считать это письмо моим официальным заявлением об увольнении».

Я думаю о том, что теперь кому-то придется сидеть в праздники на работе. Здесь почему-то никогда не думают о людях. Все учитывают только собственные амбиции. Правда, меня это больше не волнует. Впервые за год я чувствую себя свободной.

Вечером, когда мы обсуждаем план передачи дел, Марк вдруг говорит мне:

— Согласись, когда ты проходишь через сложные ситуации, наконец выбираешься из них и улыбаешься — это же прекрасное чувство, такой прорыв. Придает сил. Словно понимаешь: «Я могу, я сильнее».

Я смотрю с удивлением. От Марка совсем не ожидала.

В последний день Кейтлин подкладывает мне свинью.

Я не знаю, зачем она эта делает. Из всех менеджеров с ней мне проще всего. Если рядом нет Терезы, наши отношения описываются формулой strictly business, но, может, ее что-то раздражает во мне. [15] Cтрого по делу.

Я спокойно сижу, проверяя свои финальные заметки и раскладывая файлы по папкам, когда ко мне подходит Рика:

— Я тебе прислала два отчета на проверку.

— Какие два отчета?

— Ты знаешь, что сегодня должна выпустить два срочных отчета?

Я поворачиваюсь к ней:

— Сегодня? Нет. На сегодня у меня ничего нет, все свои я отправила еще вчера.

— Там сдвинули сроки по двум отчетам, их надо сделать сегодня.

— Сдвинули, но это не мои отчеты.

— Написано, что твои.

— Нет, не мои, — я смотрю на нее удивленно, — там Франция и Испания — они ко мне не относятся.

— Давай посмотрим в списке задач.

— Давай.

Я начинаю потихоньку злиться. Как будто сегодня не мой последний день в офисе! Мы открываем список. Напротив Франции и Испании стоит мое имя.

— Ну вот! — говорит она.

— Рика, — говорю я очень холодно, — эти страны всегда были закреплены за Кейтлин, и ты это прекрасно знаешь. Я ничего делать не буду.

— Тереза сказала, что они должны уйти сегодня.

— И при чем тут я?

Мне больше нечего ей сказать, и я отворачиваюсь. Она тоже не настаивает. В последнее время ее позиции пошатнулись. После провала с социальными выплатами Кейтлин, похоже, наконец прозревает по поводу Рики. Она все реже и реже с ней работает и, похоже, сделала ставку на Эдну. В других отделах бытует мнение, что мы, как злобные бабы, затюкали восходящую звезду Рику. Я замечаю, что все чаще Кейтлин с легким сердцем отпускает ее для участия в проектах других отделов, тех самых, где считают, что мы злобные бабы и гнобим ее. Пусть сами убедятся. Уволить ее, наверное, невозможно — у нее самые высокие оценки из всех старших консультантов, но в последнее время в нашей команде вокруг нее словно образовался вакуум. Только Дейв все еще подкидывает ей задачи.

Но судьба Рики уже давно не имеет ко мне отношения. Я думаю про Кейтлин и не знаю, что глупее: то, что мне осталось всего несколько часов отсидеть в этом офисе, а я все еще нахожу поводы возмущаться, или то, что если бы сама Кейтлин по-человечески попросила меня помочь, то я бы сделала ее отчеты без проблем. В них нет ничего сложного. От силы час моего времени, и он у меня есть. Но меня раздражает, что она пытается провернуть это исподтишка. Теперь я принципиально ничего делать не буду. Я не обязана больше это терпеть. А главное, я не понимаю, зачем Кейтлин это делает. В том, что это ее рук дело, у меня нет никаких сомнений. Список задач на месяц составляла я. В выходные в него зачем-то (теперь понятно зачем) залезла Кейтлин и что-то там правила. В понедельник она звонит сообщить мне, что она «чуть подкрутила» список задач:

— Кстати, я уже переписала часть твоих отчетов на Рику.

— О, спасибо, очень кстати! — радуюсь я добродушно, — а то сейчас много дел.

— Не за что.

Я не лезу смотреть, что она там подкрутила, потому что мне все равно, а она не говорит, что, забрав у меня мои отчеты, она приписала мне какие-то не мои.

Ко мне подходит Тереза, морщит лоб и тянет:

— Рика сказала, что ты отказываешься делать отчеты.

— Отказываюсь.

— Мы должны их сегодня отправить!

— Отправляйте, конечно.

— Но они записаны на тебя.

— Ошибка какая-то. Эти страны никогда за мной не числились, пусть их делает тот, кто за них отвечает, — держусь я.

— В списке задач указана ты.

— Потому что Кейтлин с какой-то стати залезла в выходные в список задач и переписала их на меня. Я никогда не отвечала за эти страны. Не понимаю, почему со мной ничего не обсудили. У меня другие дела.

— Но мы должны помогать друг другу! Кейтлин сегодня нет.

— И почему это моя проблема?

— Но это надо сделать! Давай не будем усложнять.

Меня вдруг накрывает волна бешенства. Усложнять? Ты не хочешь усложнять?! Сложно со мной? Да? Так вот пускай. Пусть вам будет до последнего очень сложно со мной. Так сложно, чтобы все ваши уловки не срабатывали, чтобы они рассыпались, взрывались, теряли силу.

— Тереза, — говорю, — я не знаю, кто будет это делать, и мне это совершенно все равно, но я точно знаю одно: это буду не я. Можешь сама их проверить. В конце концов, должна же ты хоть иногда хоть с чем-то помочь. Как раз тот случай. И еще. У меня последний день, и если ты прямо сейчас не пойдешь к черту, то я собираю свои вещи и сваливаю, не дожидаясь вечера.

Все словно замирает вокруг. Меня не волнует, что сейчас будет. Мне совершенно безразлично и нечего терять. Стыдно лишь совсем чуть-чуть, до тех пор, пока я не вспоминаю одним стремительным всполохом весь прошедший год, после чего мне уже не стыдно.

— Мы можем обсудить это в переговорной? — говорит она тихо.

Я киваю, встаю. Мы идем в стеклянную комнатку, закрываем дверь. Я вижу косые взгляды моих почти уже бывших коллег. Они только делают вид, что работают, а на самом деле замерли и следят.

В переговорной она что-то говорит про то, что она понимает, я устала, и это последний день, но мы должны, ведь меня именно поэтому попросили остаться. В какой-то момент мне кажется, что у меня в мозгу ковыряются тупым ржавым ножом, и я перестаю слушать. Не могу сфокусироваться, собраться. Кровь стучит в висках. «Успокойся, — думаю я, — она не специально, а просто… просто…»

Просто что?! Что просто-то? Просто можно не помнить вообще ничего, что ты делаешь? Можно просто по сто раз просить от людей одно и то же и тратить их время? Можно сначала всем улыбаться, а потом козни строить за спиной? Тихо, говорю себе, осталось совсем ничего, ты — наблюдатель, успокойся…