Юкио Мисима - Жизнь на продажу

— М-м… — неопределённо промычал Ханио.

Глаза у юноши сверкнули, и он перешёл к главному:

— Не знаете? Моя мать — особая женщина. Она вампир.

Что значит «вампир»? Как его мать может быть вампиром? Какие вампиры в наше время?

Но паренёк не стал распространяться на эту тему. Вместо этого извлёк отпечатанную квитанцию и строго произнёс:

— Я передаю вам двести тридцать тысяч. Вот здесь примечание: «На условиях предоплаты. Подлежат обязательному возврату в случае, если покупатель будет неудовлетворён». Распишитесь, пожалуйста.

Получив подписанную квитанцию, он сказал:

— Устал я сегодня. Спать охота. Приеду за вами завтра вечером, в восемь. Поужинайте к этому времени. И вообще, разберитесь со всеми делами. По всей вероятности, живым вы уже не вернётесь. И даже если вам удастся выжить, всё равно дней десять будете отсутствовать. Будьте к этому готовы.

Оставшись один, Ханио вспомнил имя, которое видел на квитанции. Парня звали Каору Иноуэ.

Похоже, на сей раз смерть была ближе. И Ханио решил хорошенько поспать этой ночью.

На следующий день, вечером, ровно в восемь, раздался стук в дверь. Явился Каору. На нём был всё тот же школьный китель.

Ханио с лёгким сердцем шагнул к выходу.

— Вам что, в самом деле жизни не жалко? — ещё раз решил удостовериться Каору.

— Нет, — коротко ответил Ханио.

— А что вы с деньгами сделали?

— Положил в ящик.

— Почему не в банк?

— А смысл? Зато как обрадуется наш консьерж, когда после моей смерти откроет ящик и найдёт денежки. Вот и вся история. Ты меня понял? Можно оценить мою жизнь в двести тысяч или в триста — разницы никакой. Деньги движут миром, только когда ты жив.

Они вышли из дома.

— Возьмём такси, — сказал паренёк, прямо-таки излучавший бодрость и энергию.

Они сели в машину, и он попросил водителя ехать в Огикубо. [13] Район в Токио.

— Что-то ты больно радуешься, что я на смерть с тобой еду, — заметил Ханио.

В зеркале заднего вида мелькнули удивлённые глаза таксиста.

— Вовсе нет. Просто я доволен, что смогу обрадовать мать.

Ханио стало казаться, что мальчишка смотрит на всё сквозь призму мира своих фантазий. Но он помнил, что его первые два приключения закончились трагично, и не имел ничего против, если теперь ему предстоит принять участие в комедии абсурда.

Такси остановилось в тёмном жилом квартале, у большого красивого дома с воротами. Каору вышел из машины, и Ханио подумал, что они прибыли к месту назначения, однако паренёк прошёл мимо дома и повернул налево. Через два-три квартала он достал из кармана ключ и открыл маленькую дверцу в воротах, за которыми оказался дом, очень похожий на первый. Каору взглянул на Ханио и приветливо улыбнулся в темноте.

В доме не горело ни одного окна. Паренёк открыл ещё пару дверей и наконец ввёл Ханио в ярко освещённую гостиную.

Помещение, в котором отдавало плесенью, было со вкусом обставлено антикварной мебелью. Имелся даже настоящий камин. Над каминной полкой висело треснувшее мутное зеркало в стиле французских Людовиков. Под ним стояли покрытые позолотой старинные часы, которые поддерживали два херувима. Каору чихнул и молча принялся разжигать камин.

— Вы здесь только вдвоём с матерью живёте?

— Да.

— А с питанием как обходитесь?

— Ну, это дела хозяйственные. Что вам до них? Сам готовлю. Моя больная не голодает.

Огонь живописно пылал в камине, парень достал из углового шкафа бутылку дорогого коньяка. Держа бокал за тонкую ножку, он ловко нагрел его над огнём и вручил Ханио.

— Где же ваша мать?

— Подождём полчасика. Мы устроили так, что, когда открывается входная дверь, у её изголовья звенит колокольчик. Нужно какое-то время, чтобы мама встала, накрасилась и оделась. Минимум минут тридцать. Вы маме понравились, она прям разволновалась. Фотка вышла что надо.

— Откуда у вас мой снимок? — удивился Ханио.

— А вы не заметили вчера?

Каору полез в карман кителя, оттуда наполовину выглядывал фотоаппарат размером со спичечный коробок. Парень, нимало не смущаясь, улыбнулся.

— Не заметил.

Ханио покачал бокал, чтобы коньяк растёкся по стенкам, сделал глоток, потом другой. Аромат напитка наводил на мысль, что ожидавшая его встреча может нести в себе некую сладость. Каору, перебирая пуговицы на кителе, наблюдал за тем, что всегда делают эти странные создания — взрослые, — не спеша, получают после ужина удовольствие от выпивки. Вдруг он вскочил на ноги.

— Ой, я же совсем забыл! Мне ещё надо домашку сделать перед сном. Так что ухожу, извините. Позаботьтесь о мамочке. Да, и ещё. Я знаю хорошую похоронную контору. Они недорого берут. Так что на этот счёт можете не беспокоиться.

— Эй, погоди! — попробовал остановить парня Ханио, но тот уже скрылся.

Ханио остался в одиночестве. Надо как-то убить время. А как? Только осматривая комнату, в которой он оказался.

Всё время приходилось чего-то ждать. Неужели это и есть «жизнь»? Во время работы в «Tokyo Ad» у него было ощущение, что он умер: дни — один за другим — проходили в суперсовременном, чересчур ярко освещённом офисе, где все были одеты по последней моде и занимались непыльной работой. А сейчас он, наверное, являет собой странное противоречие — человек, решивший умереть, сидит, потягивает коньяк и, наплевав на смерть, что-то ещё ожидает от будущего.

Ханио лениво скользил глазами по стенам. Нарисованная пером и цветной тушью сцена охоты на лис, портрет бледной, болезненного вида женщины… Взгляд его вдруг упал на торчавший из-за рамки портрета старый бумажный конверт. В таких местах нередко прячут заначки — деньги на личные расходы, но будет ли кто-нибудь хранить так деньги в гостиной?

Ну сколько можно ждать! Любопытство одолевало Ханио. В конце концов он сдался — подошёл к портрету и вытащил конверт.

Конверт пропылился насквозь — его долго никто не трогал. Видимо, кто-то убирался в комнате, задел картину, и он вывалился из-за рамки. Вряд ли его туда засунули, чтобы привлечь внимание Ханио.

В конверте оказалось несколько листов линованной писчей бумаги. Просматривая их, Ханио потревожил пыль, от которой его пальцы почернели, будто он трогал покрытые пыльцой крылышки чёрных бабочек.

Он прочитал такие строки: