Владимир Паперный - Архив Шульца [litres]

Когда они стояли у конвейера в ожидании чемоданов, к Шуше подошла загорелая молодая женщина с цветами.

– Александр? – спросила она.

Когда Шуша кивнул, женщина крепко поцеловала его, потом поднесла цветы Алле, расцеловала детей и сказала весело:

– Вот вы и дома!

Подошел ее муж. Это были Регина и Марик, живущие здесь, как они сказали, уже три года.

“Три года! – думал не совсем проснувшийся Шуша. – Целая жизнь. Вот мы в Италии провели три месяца, а ощущение – как будто прожили большой кусок жизни. Ощущение срока зависит от количества событий на единицу времени, а событий за это время у нас было больше, чем…” – он стал подбирать нужное слово, но его мозг перешел в энергосберегающий режим и перестал отвечать на запросы.

Пока они ждали появления чемоданов, Регина и Марик рассказали, что встречать их послала “Джуйка”, то есть Jewish Family Service , а семью Шульцев направили сюда в нагрузку. Калифорнийский отдел JFS принимает только прямых родственников тех, кто тут уже живет, и родственники сами заботятся о своих, так что у “Джуйки” тут синекура. Чтобы слегка взбодрить этих расслабившихся гедонистов, им из Нью-Йорка послали “трудный случай”, то есть Шульцев, потому что у них никого нет в этих краях.

Регина и Марик погрузили чемоданы в свою машину, причем щуплый с виду Марик швырнул их гиганта в багажник почти с такой же легкостью, как тот огромный негр в Нью-Йорке.

“Питание у них здесь хорошее, что ли?” – подумал Шуша.

Они мчались по шоссе по направлению к Орандж Каунти. Шуша внимательно смотрел в окно.

– Когда начнется город? – спросил он у Марика, сидящего за рулем.

– Это он и есть, – ухмыльнулся Марик.

Через сорок минут их растолкали – они были “дома”. Регина и Марик торжественно ввели их в квартиру. Да, “Джуйка” не ударила в грязь лицом. И по московским, и по римским понятиям квартира была огромной. Такого пространства Шуша не видел даже в Доме правительства. Но главное не размер – это был модернизм. Никаких ненавистных ему карнизов, бордюров, багетов, розеток и кессонов. Белые стены и потолок. Чистые прямые углы. Низкие потолки, как у Корбю. Серо-зеленый ковер с низким ворсом по всей квартире от стены до стены – таких в Москве еще не было, хотя слово для них уже появлялось в письмах друзей – палас. Откуда такое слово? Palace ? Ковер дворцового размера? В каких, интересно, дворцах могли видеть москвичи такие ковры?

Мебель, радиола, черно-белый телевизор и холодильник, набитый замороженными курами, кока- колой и ванильным мороженым, были пожертвованы богатыми еврейскими врачами, как объяснила Регина. Это были предметы 1950-х годов, которые выглядели старомодными на фоне минимализма квартиры.

Ника и Мика мгновенно провалились в сон в маленькой спальне на синтетических простынях с выцветшим желто-коричневым узором. Алла заснула в большой спальне на гигантской двуспальной кровати, хотя по размеру правильнее было бы назвать ее трехспальной, а Шуша бесцельно бродил по квартире, включая и выключая разные приборы. За окном темнота. В Калифорнии была полночь.

“Как я попал сюда? – думал Шуша. – Какое отношение имеет ко мне этот американский фильм 1950-х? Что заставило меня оказаться в этом съемочном павильоне? Видимо, желание начать жить набело, без помарок. Все, что было неправильным и хаотичным в предыдущей жизни, станет теперь правильным и организованным. Все, что было недоступным, станет доступным. Я не любил бриться и часто откладывал это по нескольку дней. Теперь я буду бриться каждое утро в шесть пятнадцать. Я иногда говорил неправду. Теперь я всегда и при всех обстоятельствах буду говорить только правду. Моя одежда состояла из случайно купленных, подаренных и не подходящих друг к другу предметов. Теперь у меня будет продуманный, подобранный по цвету гардероб – пусть это будет моим единственным антиамериканским жестом. Я метался от профессии к профессии. Теперь у меня будет только од- на профессия, я стану выдающимся американским архитектором. Непонятно только, как совершить скачок из этого странного одноэтажного многоквартирного сарая с белыми стенами и синтетическими простынями к сияющим вершинам американской архитектуры”.

В девять утра раздался уверенный стук в дверь. Сонный Шуша открыл. В глаза брызнуло безжалостное калифорнийское солнце. Обдало горячим воздухом пустыни. На пороге стояла юная американская старушка в шортах. Ее седые кудри светились в лучах солнца, как нимб святого. Очки приветливо блестели.

– Меня зовут Нора Шапиро, – сказала она тоном учительницы, каковой, собственно, и оказалась. – Меня прислали учить вас английскому языку.

– Очень приятно, меня зовут Александр, – попытался он изобразить светскость. – Заходите, Нора.

– О, я вижу, вас не нужно учить. Вы прекрасно говорите. На всякий случай вот вам мой адрес и телефон, – она написала что-то на клочке бумаги и протянула ему, – если возникнут вопросы, связанные с языком, звоните.

– Один вопрос у меня уже есть, – сказал Шуша. – Я вижу, что букву “ r ” вы пишете не так, как нас учили в школе. Похоже, я всю жизнь писал ее неправильно.

– Покажите, как вы ее пишете.

Он показал.

– Это правильно, – сказала она.

– Но вы пишете ее совсем по-другому!

– Да, я пишу ее по-другому.

– Как же правильно?

– Не понимаю. Для вас правильно так, для меня по-другому.

Что за странный мир, где нет правильного и неправильного! Видимо, это и называется плюрализм. Как же здесь жить?

– Собирайте всю вашу семью, – бодро сказала Нора. – Я отвезу вас в настоящий американский супермаркет.

Сонные, кое-как одетые дети снова были запихнуты в машину – на этот раз в Норину “тойоту”, – и они поехали по обсаженной пальмами дороге к гигантскому прямоугольному амбару, который и оказался настоящим американским супермаркетом.

– Вы можете купить все, что вам захочется, еврейская община за это заплатит, – сказала Нора, широким жестом обводя уходящие в бесконечность прилавки.

Алла и дети испуганно озирались по сторонам. Шуше не хотелось ничего, но чтобы не показаться невежливым, он протянул руку и взял первый попавшийся предмет в вакуумной упаковке. Нора удивленно подняла брови.

– Но это ветчина! Это же не кошерная еда!

Он попытался было положить ветчину обратно, но Нора его решительно остановила:

– Чтобы показать вам, что наша община лишена предрассудков и догматизма, я заплачу за вашу ветчину! Ешьте на здоровье.

Расставаясь, Нора сказала:

– Община будет содержать вас три месяца. Деньги вы отдадите, когда начнете зарабатывать. Сейчас самое главное – найти работу. Три месяца пролетят быстро. И еще. Американская медицина – лучшая в мире. Но она же и самая дорогая. В течение этих трех месяцев у вас будет уникальная возможность получить бесплатную медицинскую помощь, ее окажут еврейские врачи-волонтеры. Вспомните все ваши медицинские проблемы, какими бы мелкими они вам ни казались, – сейчас вас вылечат бесплатно, потом это будет стоить много тысяч долларов, а они у вас появятся нескоро…