Владимир Паперный - Архив Шульца [litres]

С каждым днем Алла становилась мрачнее.

– Что мы там забыли, в этой дикой стране? – говорила она. – Там сумасшедшие стреляют в президентов. Я там никого не знаю. Поедем в Израиль, там масса родственников и знакомых. Родина примет, нам обещали, помнишь?

Шуша пытался рассказывать ей о великой американской литературе – Сэлинджере, Фолкнере, Фицджеральде. Не помогало. Аргументы из области кино, архитектуры, образования, медицины, автомобилестроения, налогообложения и юриспруденции тоже не действовали.

В четверг, 7 мая, в десять утра, они должны были быть в американском консульстве по адресу: 121, Виа Венето, для получения визы. Утром Алла вдруг тихо сказала:

– Я никуда не пойду.

– Как не пойдешь?

– Мы с детьми поедем в Израиль.

– Ах, в Израиль! – в бешенстве сказал Шуша. – Прекрасная идея. Nice knowing you! [42] Приятно было пообщаться (обычно употребляется при расставании навсегда) ( англ. ).

Он быстро оделся, собрал документы и решительно направился к двери.

– Подожди, – сказала Алла.

Она подошла к нему, обняла и тихо заговорила.

– Прости, я не знаю, что со мной происходит. У меня паника. Дай мне десять минут…

На следующий день их вызвали в ХИАС и сообщили, что они едут в Орандж Каунти.

– Что это? – спросила Алла.

– Мы не знаем, – ответила благообразная седая Федерика Розенблюм с могендовидом на золотой цепочке, – а вы узнаете, когда попадете туда.

– Но нам очень важно попасть в Нью-Йорк, – вмешался архитектор Ш. – Все мои профессиональные контакты должны быть именно там.

– Ах, вам важно попасть в Нью-Йорк, – саркастически произнесла Федерика на своем безукоризненном английском языке, – у вас будет такая возможность. Когда вы приедете в Орандж Каунти, вы поступите так, как поступил бы любой американец на вашем месте. Вы купите билеты и полетите в Нью-Йорк.

– Но… – начал было Шуша.

– Извините, – сказала Федерика, – там, в зале, еще сорок человек ждут своей очереди.

В последний день перед отлетом Шуша внезапно объявил утром:

– Едем в Остию!

– Как? – удивилась Алла. – Без наручников?

– Орандж Каунти – это почти Лос-Анджелес и находится на широте Бейрута и Каира, – объяснил архитектор. – Люди там загорелые. Мы будем выглядеть как белые вороны, no pun intended [43] Непреднамеренный каламбур ( англ. ). .

Он теперь все чаще вставлял английские слова и выражения, надеясь в Америке сойти за our kind of a guy [44] Нашего парня ( англ. ). .

В Остии Алла с детьми сидели под зонтиком, а Шуша добросовестно загорал. Хотя Рим расположен севернее и Бейрута, и Каира, он сильно недооценил средиземноморское солнце, но почувствовал это только к ночи. Вместо того чтобы складывать чемоданы, он со стонами носился по квартире, пока Алле не надоело и она не отправила его в аптеку – пользы от него все равно было мало.

Ближайшая аптека была закрыта, но на двери висела табличка с адресом дежурной. Ее поиски заняли больше часа. Дверь была заперта. Шуша барабанил в дверь несколько минут. Открылось окошко, и сонный аптекарь спросил, какого черта ему нужно.

– Диами ла медичина пер лустионе.

Он смотрел на Шушу, явно не понимая.

– Маре? – спросил он наконец.

– Маре, маре, – закивал архитектор.

Это почему-то чрезвычайно развеселило аптекаря, и он начал повторять “маре-маре”, показывая на нашего героя пальцем кому-то внутри и громко смеясь. Тем не менее мазь была продана. Пока он добрался домой, шел уже второй час ночи. В шесть утра за ними должен был приехать автобус.

Наверное, это был ожог второй степени. Мазь помогала мало. Спать он не мог. Складывать чемоданы тем более. Алла сказала, что она тоже измучена, что чемоданы будет складывать утром, поставила будильник на четыре утра и ушла, закрывшись с детьми в спальне, чтобы не слышать его стонов.

Под утро он все-таки заснул на диване. Автобус должен был за ними заехать в шесть. Ровно в пять тридцать начали барабанить в дверь – автобус уже ждал внизу. Он заглянул в спальню. Жена и дети спали глубоким сном. Вещи собраны не были.

– В общем, так, – сказал водитель-итальянец. – Через пятнадцать минут мы уезжаем. Con te o senza di te [45] С тобой или без тебя ( итал. ). .

Ни о каком завтраке уже не могло быть и речи. Они растолкали сонных детей, наскоро побросали вещи в чемоданы, теперь их было два, натянули на себя какую-то одежду и потащили чемоданы и детей к лифту. Второй чемодан, гигантский, купленный на рынке за девятнадцать тысяч, весил, наверное, не меньше пятидесяти килограммов. Там были все их приобретения за три месяца, включая несколько десятков книг по архитектуре, купленных на толкучках.

Водитель с трудом поднял чемодан и сказал, что его точно не пропустят, – в самолете предел тридцать килограммов. Но деваться было уже некуда. Чемодан совместными усилиями впихнули в автобус, и они поехали.

– Кстати, где ключи от чемоданов? – спросил Ш.

– А кто их запирал? – язвительно спросила Алла.

– Я, но ты выходила из квартиры последней, должна была все проверить.

– Ах, это моя вина? Ты не должен был выходить из квартиры без ключей.

Они сонно препирались, но сил хватило ненадолго.

Автобус подобрал еще несколько семей и привез их в аэропорт имени Леонардо да Винчи. Тем временем другой автобус привез тех, кто жил в Остии и Ладисполи. Весь гигантский табор расположился внутри аэровокзала. Никто ими не руководил, ни у кого не было на руках билетов и никто не понимал, что делать.

“Вот мы и опять попали в положение запуганных rifugiati sovietici , – подумал Шуша. – Ощущение свободы было миражом. Мы по-прежнему никто; без национальности, гражданства, места жительства, профессии. Вот что значит «перемещенные лица» – это те, которых перемещают”.

Все время возникали слухи: надо идти к шестой стойке, нет, не надо идти к шестой стойке, а надо терпеливо ждать; нет, не надо ждать, а надо все решать самим. Вдруг весь табор ринулся с вещами к стойке с надписью Ufficio controlli dogane [46] Таможенный контроль ( итал. ). . Кто сказал, что надо туда? Никто не знает, но все бегут. Наконец появился элегантный итальянец и сказал, что действительно надо туда.

– А что если они попросят открыть чемоданы? – Шушу охватила паника. – Чем мы будем их отпирать? Ключи остались на столе. Нас не посадят в самолет. Что с нами будет?

Чемоданов никто не открывал, их ставили на весы, но на стрелку весов эти итальянские разгильдяи не смотрели. Шуша испытывал двойственное чувство. С одной стороны, ему хотелось крикнуть: “Кто так работает! Смотри на весы, fannullone [47] Бездельник ( итал. ). !” С другой, страх: только бы не взглянул!

Их пятидесятикилограммовый гигант поплыл вместе с другими чемоданами по конвейеру. В какой-то момент он застрял, служитель в форме стал его поправлять, поднатужился, крякнул, ухмыльнулся, покачал головой, и чемодан поплыл дальше.