Андре Моруа - Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

Он до самого конца любил возвращаться в Сен-Совер-ле-Виконт и Валонь – ведь это «земля тех, кого я боготворил и кого уже нет, город призраков, что не дают мне покоя: всю жизнь они со мной, в моей душе». Здесь за каждой дверью подстерегало его внезапное, как мушкетный выстрел, воспоминание. Он писал молодой приятельнице: «Пришлите же мне сплетен про Сен-Совер. Они напомнят мне, что и я оттуда, вернее, – о печаль! – что я был оттуда». Там он страдал, потому что «альков детских воспоминаний продан и разворочен», но по ночам по-прежнему слышал на пустынных улицах бесшумные шаги невидимых шуанов. И когда мы бродим по городу, который он вместе с собой ввел в бессмертие, нам тоже за каждым поворотом видится героический призрак Коннетабля словесности [621] Так называли Барбе его почитатели Бурже и Блуа. – Ред. – исполин в полный рост, расправивший крылья своей великой души.

При жизни Анатоль Франс пользовался всеобщим признанием, однако после смерти отношение к нему часто бывало несправедливым. Нельзя не вспомнить в связи с этим жестокий памфлет под названием «Труп» [622] Коллективный памфлет молодых писателей-сюрреалистов во главе с А. Бретоном, опубликованный в октябре 1924 г. как отклик на смерть Анатоля Франса. . Гуманизм Франса, его ирония и даже его сострадание к людям вызывали у ожесточенного и непримиримого поколения только раздражение. Его поиски гармонии не интересовали стилистов, которые искали диссонанс и ломаную линию. А ведь он в свое время тоже был бунтовщиком, но бунтовщиком умным и совестливым, а эти качества были уже не в чести. В период между двумя мировыми войнами его читали все меньше и меньше. Сегодня у него появилось много новых читателей. Некоторые его книги, выпущенные карманными изданиями, нашли огромную читательскую аудиторию. В Англии готовится новое издание его произведений. Похоже, время испытаний для господина Бержере [623] Бержере – ученый-историк, центральный персонаж политических романов Анатоля Франса, воплощающий философский идеал автора. закончилось.

Жан Левайян, профессор университета в городе Нанси, написал огромную, на девятьсот страниц, монографию об Анатоле Франсе, которую я прочел с наслаждением [624] Jean Levaillant. «Essai sur lʼévolution intellectuelle dʼAnatole France». (Armand Colin). – Примеч. автора. . Хотя эту книгу нельзя назвать биографией, главные моменты жизни Франса автор описывает точно (впрочем, без лишнего педантизма) и с большой симпатией. История французской мысли между 1860 и 1920 годом переплетается в ней с повествованием о земной жизни писателя, о его скептической и мятущейся душе. В этой работе выявлены источники его творчества, подчас совершенно неожиданные. Вместе с тем автор проливает свет на неповторимый вклад Франса в литературу.

В самом начале мы узнаем, что детство и отрочество Франса, так же как и в случаях Стендаля и Бальзака, отмечены горечью обманутых надежд. Его отец, Ноэль Франс, издатель и книготорговец, исполненный почтения к своим богатым клиентам, был легитимистом и милитаристом. Мать – смиренная, болезненная, набожная женщина, обожавшая сына, – с самого начала воспитывала своего единственного ребенка в духе ревностного католицизма. Этот ребенок, чье детство прошло в Париже, в стенах издательства на берегу Сены, был совершенно не знаком с природой, что позднее сформирует его образ мыслей – горожанина и книгочея. Голубовато-зеленые воды Сены станут для него символом эфемерности всего на свете. В коллеже Святого Станислава он получает классическое образование с некоторым уклоном в богословие. Почти все его товарищи происходят из богатых и знатных семей, и он чувствует себя униженным. Во Франсе есть нечто от Пьеданьеля [625], точно так же, как нечто от Жюльена Сореля было в Стендале. Он покидает коллеж, который на всю жизнь сделал его бунтовщиком. Стоит также упомянуть о юношеской страсти Франса к актрисе «Комеди Франсез» Элизе Девойо, которую он обожал издали. Юноше приходилось подавлять свою чувственность, и потому в его творчестве позднее появляются образы капризных и сладострастных актрис.

Первое влияние? Во-первых, Мишле: Франс унаследовал от него способность к «сильной и непоколебимой ненависти». Его развитие будет идти «в направлении, противоположном тому образованию, которое он получил». Во-вторых, Вольтер – ему он обязан иронией и состраданием к людям. Франс восхищается революцией, но не любит кровожадность. «Жестокость – всегда жестокость, от кого бы она ни исходила». Гёте открывает ему спасительную гармонию античности и культ богини Немезиды, богини, которая олицетворяет не мстительность, а чувство меры и беспристрастную справедливость. Ведь на самом деле этот юный бунтарь живет внутри человека, склонного к порядку. Режим Второй империи смутно привлекает его. Насилие, творимое коммунарами, внушает ему ужас. Он страшится и презирает революции за их жестокость, зверства и считает, что все они обречены на провал.

В 1871 году так думает не он один. Поражения Франции в войне и парижский мятеж приводят к появлению большого количества консервативно мыслящих людей. Тэн [626]считает, что людьми управляют скрытые силы. Юный Франс разделяет этот фатализм, но ему хочется верить, что благодаря войне, голоду и смерти постепенно сформируется человечество высшего порядка. С книгой Дарвина под мышкой он идет в Музей естествознания, и там над громадными скелетами доисторических животных перед его умственным взором предстает мраморная Венера, которая одновременно утоляет его чувственное влечение и духовное упование. В его душе уже зреет идея двуединства: «Ирония» – «Утопия». В «Золотых поэмах» он высказывает свою неизбывную жажду гармонии. Он грезит о совершенном союзе бессознательной жизни и сознания. Его скептицизм станет реакцией на такой совершенный союз, но этот мираж будет неотступно его преследовать.

В годы ученичества Франс вдохновлялся идеями философов-энциклопедистов XVIII века. После стольких лет потрясений и страхов он больше не может разделять их веру в человечество. Как и Монтеня, его преследует ощущение быстротечности всего сущего. Истинный источник его поэзии – в горьком и меланхолическом напоминании о прошлом, которое слишком похоже на настоящее. И однако Франс, как и Диккенс, сохраняет умиленную любовь к жизни. К 1890 году он полностью отказывается как от абсолюта веры, так и от абсолюта науки. Пришло время отринуть тщетные поиски абсолюта и опереться на что-то относительное. На что именно? Его современники Бурже, Баррес, Брюнетьер, Моррас [627] Брюнетьер Ф. – см. примеч. на с. 96. Моррас Шарль (1868–1952) – писатель-националист, крайне правый политический деятель. – Ред. отвечают: на соблюдение законов, доставшихся нам от предков. Франс предпочитает другую форму относительного: приукрашивание обыденной жизни с помощью сдержанного оптимизма и юмора.