Андре Моруа - Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

Прежде всего политической. Ален не видит ничего дурного в том, что заводом или торговым домом руководит хозяин. Благословен тот, кто много работает и учит других производительному труду. Богач его не пугает, если только тот не мот и не подкаблучник. Ален не раз восхвалял Гранде и Гобсека – скупцов, ничего не требующих от общества. Опасность в том, что богачи стремятся присвоить себе политическую власть и формировать общественное мнение через газеты и рекламу. И действительно, к чему им все богатства мира, если реальный правитель – народ? Из этого некоторые делают поспешный вывод, что борьбу следует вести на экономической почве. «Поступать так – это вести себя как зверь, который кусает рогатину, вместо того чтобы кусать охотника». Настоящее лекарство состоит в наилучшем контроле за политической властью. После революции перед вами окажется еще более тираническая власть, так как у нее в руках будут одновременно и политика, и экономика. «Насколько я знаю, – пишет Ален, – Советы управляются в соответствии не с идеями рабочих, а с идеями чиновников».

По мнению Алена, опасность государственного социализма состоит в том, что абстрактный порядок никак не соотносится с реальностью. Человек, управляющий своей фермой, своим заводом или банком, наталкивается на дефицит своего счета и не может продвигаться далее в собственном безумии. Целое не перестает управлять частями. Но у высших чиновников целое содержится только в груде папок: пока читают одну, забывают все остальные. Целое мертво. Так наши устрашающие сводные бюджеты принимаются без всякого серьезного контроля. Пока денег в избытке, мысли о целом откладывают на потом; когда их не хватает, пускаются в абстрактные подсчеты. Беда системы управления, разделенной между тысячью голов, в том, что она считает себя богатой, а беда того, кто считает себя богатым, в том, что он хватается делать все. Иногда мы с удивлением обнаруживаем процветающее частное предприятие, ютящееся в черном, грязном здании. «Мудрый хозяин сохранил картину своих былых затруднений, это совет бедности», это дух Гранде. А вот как возводятся хорошие здания: «Наши политики стоят во главе безупречного механизма, который в силу самого совершенства своих шестеренок производит дефицит». Моты нашего времени.

Нельзя забывать, что величайшее политическое зло, по мнению Алена, – это война. В военное время гражданина во имя общественного спасения лишают всех прав, да еще и заставляют этому аплодировать. Тирания богачей гораздо легче по сравнению с тиранией военных. Первых держит в узде политическая власть, вторые могут приговорить к смерти без права обжалования. «У чудовищного государства военных, дипломатов и чиновников нет хозяина. Это слепое орудие движется само по себе. Народ в нем никак не представлен. Правительство становится всего лишь острием механического устройства». И социализм эту бюрократию только укрепляет. Так что Ален, хотя и восхищался марксизмом с его экономическим толкованием социальных явлений («Мысль человека при должности, по словам Прудона, это его жалованье»), хотя и уважал «рабочие взгляды» пролетария, человека, который в каждодневном своем труде «спотыкается о вещь», не доверял марксистскому государству. Любой вождь, ведущий за собой людей, к какой бы партии он ни принадлежал, является буржуа, он живет не столько за счет ручного труда, сколько за счет своего красноречия, искусства убеждать. «Социалисты ли мы? Не знаю. Неблагозвучное слово, оно прекрасно выражает то, что и должно выражать: общество, которое почитают как бога, и человека, раздавленного триумфальной колесницей. Если это и есть социализм, то искать его незачем, он уже здесь».

Мы возвращаемся к центральной политической идее Алена: защите гражданина. Как обеспечить эту защиту? Путем неослабного контроля за чудовищем-левиафаном со стороны представителей народа. Но нужно еще, чтобы эти представители действительно представляли народ. Каким должен быть закон о выборах? На этот счет Ален не сомневается ни минуты. Настоящий закон всегда вытекает из обычая. Во Франции обычай, основанный на необходимости, требует голосования по округам. Ален начал писать в годы, когда все интеллектуалы боролись за пропорциональное представительство и насмехались над «стоячими болотами». Все теоретики в один голос утверждали, что пропорциональное представительство является более разумным и справедливым. Ален же ясно и четко высказался в поддержку «стоячих болот». Окружная система голосования делает депутата более зависимым от избирателей? Но именно к этому мы и стремимся, заявляет он. Всюду, где была опробована система пропорционального представительства, она привела к непредвиденным и совершенно пагубным последствиям из-за создания целой кучи партий. Политика становится игрой политиканов. Каждая партия отбирает своих кандидатов в Париже.

Политическая же мудрость приобретается в провинции – в процессе управления коммуной, а затем департаментом. Избиратели не умеют размышлять о высокой политике, зато прекрасно разбираются в местных интересах; в характере избранного ими человека; в том, какие изменения в нем могут произойти под воздействием парижской иронии, приятельских отношений, партийного духа, тирании власть имущих; наконец, в источниках его состояния – если он начинает богатеть. Они судят о том, как он распределяет льготы и места: поровну, самым достойным или только своим друзьям и членам избирательного штаба. Крупные политики с презрением отмахиваются, когда депутаты рекомендуют им путейцев или почтальонов. Но депутат, пока он находится под контролем общественного мнения, не посоветует на должность с чистой совестью пьяницу, скандалиста или развратника. Да, случаются возмутительные назначения, но это касается племянников и кузенов министров, высокопоставленных бюрократов. Они получают блага не в качестве избирателей, но в качестве сыновей и зятьев. При пропорциональном представительстве это зло лишь возрастет, депутаты будут гораздо сильнее зависеть от центрального комитета партии, чем от массы избирателей. А отсюда – еще более многочисленные и менее справедливые льготы.

Когда Катон масштаба супрефектуры, славящийся своей честностью и верностью взглядам, приезжает в Париж, ему грозит опасность. Если он талантлив, элита пытается прибрать его к рукам. «Обтесывайтесь, дорогой. Существует политическая кухня. Если вы по-прежнему будете разыгрывать добродетель, останетесь без денег и настроите против себя все секретные фонды. Ваша газета не обойдется без объявлений стряпчих и префектуры. Берегитесь. Еще ничто не потеряно, но ваша вчерашняя речь была несколько острее, чем следует». Коридоры власти пропитаны ядом подобных речей. Человек податливый поддается искушению. Другой наблюдает, выносит свое суждение и, если нужно, лукавит. Он учится вести себя на политической кухне. Но по-прежнему прозорливо, решительно, безжалостно осуществляет контроль, чтобы власть знала: ее видят и судят. Таков дух радикализма. Нам следует избирать людей стойких, то есть трибунов, которые остаются гражданами и выступают на стороне граждан. Этот ценный вид людей – не такая уж редкость, но легко портится. Надо играть в эти игры сдержанно и без всякой ненависти.