Андре Моруа - Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

По той же причине он опасался политиков с твердыми принципами. Он писал (и считал эти слова похвалой), что Аристид Бриан [681]уделяет слишком большое внимание ближайшему будущему, чтобы не забыть о принципах – наших костылях. «Принципы служат костяком людям подневольным, а принципы у человека думающего – добавлю я, чтобы задеть за живое, – позволяют ему в реальности совершать любое предательство… Знаменитый Фридрих говорил, что ему ничего не стоит найти юрисконсульта, который бы облачил любые силовые замыслы в одежды права и разума… Царственная натура, как ее называет Платон, совсем иная… Для каждого нового момента она изобретает новую мысль, она подчиняется ходу событий, она щупает его, крепко держит в руках – а все остальное ей не важно». Вот тот опыт, на основе которого Ален возводил систему своей политической мысли.

Одно из его высказываний часто цитировали (а иногда ругали): «гражданин против властей». Но все не так просто! Он много раз повторял, «что человек рассудительный должен любить закон, жандармов и даже фининспектора и что любое сколько-нибудь сносное общество – самое полезное из всех человеческих изобретений». Тогда откуда же взялся «красный осел»? Дело в том, что у политики, по мнению Алена, есть два аспекта: политика естества и политика духа. Политика естества – это ремесло, вроде выездки лошадей. У любого общества должны быть правители. Если общество неуправляемо, оно гибнет. Сила устремляется за дисциплиной, как вода под уклон. Гражданин для начала должен повиноваться, потому что прогресс и свобода предполагают наличие порядка. Любое неподчинение законной власти закрепляет злоупотребления. Но не спешите! Повиновение не есть почитание, и об этом он тоже скажет.

Эта политика естества, или реальная политика, имеет свои профессиональные требования. «Вам нравится ремесло жандарма?» – спрашивают префекта в «Заложнике» Клоделя. «Да нет, – отвечает тот, – но надо делать то, что делаешь». Кто принимает цель, принимает и средства. По этим вопросам Ален не раз обращался за опытом к Бальзаку, который с прекрасной отстраненностью натуралиста описывает потребности низкой политики, на которой держится политика высокая. Полицейские нужны, и полковники тоже нужны. Государственный деятель, привносящий в политику щепетильность частного человека, достоин уважения, но слаб, а значит, опасен. Ален всегда считал, что Республику следует защищать и что она не может обойтись без грубой решительности. Но Республике свойственно сразу спохватываться – в силу реакции граждан, противящихся монархическому духу, как только тот перестает быть необходимым.

Здесь начинается уже политика духа, который спасает свободу суждения и, принимая повиновение, отказывается от почитания. Тиран же требует именно почитания. «Я могу надеть на Платона оковы, – размышляет тиран Дионисий, – но я не могу надеть оковы на его суждения». И именно этого власть не прощает. Ален требует от гражданина и его представителей, депутатов, неослабного контроля за властью. «Сопротивление и повиновение – вот две добродетели гражданина. Весь секрет в том, чтобы повиноваться, сопротивляясь. Все, что разрушает повиновение, есть анархия; все, что разрушает сопротивление, есть тирания». Вот таков идеальный гражданин: он против властей, если властью злоупотребляют, и служит им, когда это необходимо. «Служить – прекрасно. Служить слепо – отнюдь не прекрасно». Есть сильное искушение восхищаться добрым тираном, но добрых тиранов не бывает. Все тираны стараются найти способ унизить человека, что объясняется большой неуверенностью в себе. Тщеславие – слабость господ, слабость человека, с которого заживо содрали кожу.

Но и господин уступает необходимости. Он точно так же, как мы, опутан по рукам и ногам паутиной необходимостей. Расходы обратно не вернуть; стране нужна стабильная денежная система. Производство – это факт, урожай – факт. Одним словом, государство живет как может, а не как хочет он. Только в том, что господни считает для меня необходимым, конечно, присутствует толика – большая или малая – того, что необходимым не является, но что нравится влиятельным лицам. Армия и полиция нужны, я буду платить налог на их содержание и не стану жаловаться. Но в некоторых излишних расходах нет никакой необходимости, и мой депутат должен иметь возможность досконально изучить все счета. Ален не понимает, почему надо подчиняться любому приказу политиков, когда человек уже столько веков назад научился плыть против ветра. Необходимость бесчеловечна, ненавидеть ее – безумие, но и любить ее – безумие не меньшее. Прежде чем одобрять, я хочу разобраться – и понять.

Прежде всего гражданину нужно противодействовать крупным чиновникам, которые столь ловко противодействуют гражданам: рассаживают на руководящие посты своих сыновей, братьев, родственников и милых сердцу товарищей, множат бесполезные должности. Ален описывает «Долдон-коллеж», где получает образование правящая элита. Здесь учат писать докладные записки ни о чем. «Они вычеркивают все, что может иметь какой-то смысл, – говорит директор. – У нас есть очень сильные ученики. Вот смотрите, один из лучших написал двенадцать страниц на следующую тему: речь после взрыва пушки – и сказал только, что не станет вмешиваться в ход следствия, однако виновные, где бы они ни находились, будут наказаны без всякого снисхождения. Но самый сильный – тот, кому в качестве темы было предложено сочинить ответ гражданам, попросившим помощи при пожаре дома. Он написал двадцать страниц, чтобы сказать, что данный вопрос будет рассмотрен. Этот молодой человек далеко пойдет». Лучшее лекарство против всего этого – смеяться над влиятельными людьми. Именно силой ума и второго прекрасного качества, остроумия, гражданин становится свободным и делает свободным общественное мнение. Ему необходимы хитрость и терпение, так как механизм общественного блага – мощный локомотив, его кулаком не остановишь.

Почему же Ален не столько социалист, сколько радикал? Он симпатизировал социалистам и восхищался Жоресом, часто хвалил некоторые идеи Маркса и Ленина. Но он не верил в революции. Он бы с удовольствием мог повторить фразу своего друга Валери: «Революция делает за три дня дело, на которое нужно три месяца, а затем за три года рушит дело трех столетий». Он допускал, что идея заменить что-то негодное в обществе, словно пружину в часах, естественным образом приходит в голову пролетарию, привыкшему чинить мотор, заменяя какую-нибудь деталь. Однако в политике так не делается, поскольку деталью этого механизма является человек – человек со своими страстями, своим воображением, неизменный от века. «Скажу так: силы пролетариата, выросшей на вещах, машинах и ручном труде, совращенной, но не просвещенной прямым опытом страстей, недостаточно для политической организации».