Андре Моруа - Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее
- Название:Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Аттикус
- Год:2021
- Город:Москва
- ISBN:978-5-389-20255-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андре Моруа - Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее краткое содержание
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Эдме чувствует, как трещина все углубляется, и у нее – как у Жерома Бардини – появляется желание сбежать. Не сбежать с другим мужчиной, а просто освободиться, не обмениваться больше дежурными поцелуями, не терпеть чужих прихотей. И сам ее побег Пьера раздражает. «Если бы ему когда-нибудь взбрело в голову сойти с накатанного пути, его нашли бы где-нибудь на дальнем краю Корфу, за углом Парфенона, перед порталом Шартрского собора. Эдме нашли в сквере…» Вскоре Эдме вернется к Пьеру, но драма разыграется снова – теперь с ее дочерью Клоди в главной роли. Пешки благопристойного семейства заново расставлены на доске: отец, мать, сын с невестой, дочь с зятем. Время «благородных чувств» для всех прошло. Цитадели любви и ненависти были не раз взяты и сданы. Теперь они за обедом разговаривают о погоде, словно отрабатывающие свой номер акробаты. Все хорошо, и все испорчено.
Таким образом, страсти в романах Жироду нередко в конце концов утихают и приводят к примирению с жизнью. Писателя пленяют рассвет, начало, дитя и юная девушка, он любит невинных женщин и трогательных стариков. Грубые чувственные натуры его отталкивают. Ему хочется, чтобы чувственность пребывала под покровом ума, юмора и добродетели. Виктор-Анри Дебидур имел основания сказать, что Парис и Елена, с точки зрения Жироду, не умеют любить и только забавляются любовью и поэтому сам он предпочитает шлюшку Индиану [216] Дебидур Виктор-Анри (1911–1988) – литературный критик, искусствовед, переводчик древнегреческих текстов. Парис и Елена – персонажи драмы Жироду «Троянской войны не будет». Индиана – персонаж романа Жироду «Бэлла». – Ред.
, которая говорит: «Ах, братец, вот уж точно, невеселая штука любовь!»
Впрочем, персонажи для Жироду – не более чем предлог. Он не думает, будто читатели в 1930 году ждут от авторов таких шедевров, как «Госпожа Бовари» или «Принцесса Клевская». На самом деле читателям безразлично, что представляет собой книга, эссе или роман, они жаждут найти в ней своеобразное благоухание, способ выстраивать слова и культуру, присущую именно этому писателю. Мы отправляемся на загородную прогулку не для того, чтобы восхищаться величественными пейзажами, а для того, чтобы любоваться цветами и злаками, насекомыми и птицами. Шедевры – это статуи, которые следует размещать на перекрестках литературы. Если их слишком много, они преграждают путь. «Теперь уже надо не возбуждать пресыщенное общество, прибегнув к помощи интриги и фантазии, но лишь возрождать способность воображения в наших иссохших сердцах». Истинный ценитель ищет в романах Жироду не срисованных с натуры персонажей, но блеск ума, душевное благородство и поэзию культуры.
Суждения Жироду о театре были просты и отчетливы. Прежде всего театр не должен быть реалистическим. В 1900–1910 годах театральные творцы стремились к реализму: это называлось независимым театром. «Хорош же был этот независимый театр! Говорили, что пробило пять, и настоящие часы на сцене звонили пять раз. Независимость часов все-таки не в этом!.. Театр начинается там, где часы бьют двести раз. Театр реален в ирреальном». Шекспир выводил на сцену духов и чудищ, Жироду выведет на подмостки привидение и ундину. Вот что говорит Ален: «Совершенно ясно, что условности места, подстроенных встреч, монологов и собеседников – никакие не вольности, они неотделимы от театральной формы». Надо, «чтобы драма в действительности завершилась к тому моменту, когда поэт нам ее представит; вот потому театр охотно берется за древнюю историю; великие бедствия достаточно хорошо известны, так что заранее знаешь, чем все закончится, и отгораживаешься от своего времени и от себя самого». В этом один из секретов мастерства Жироду.
По сходным причинам язык, которым говорят на сцене, не должен быть похож на бытовое просторечие. Критики этого не поняли. Те пьесы, в которых французский язык не был поруган и принижен, они наградили «эпитетом, который, видимо, должен быть приравнен к худшим оскорблениям, назвав их литературными… Если в вашем творении персонажи избегают этой расслабленности слова и стиля… если из их уст вы слышите глаголы в сослагательном наклонении, если они не путаются в падежах и глагольных формах, то есть, в общем и целом, если они вежливы, решительны и щепетильны, если справляются с монологом, повествованием, воззванием и прозопопеей, то есть если они вдохновенны, способны видеть и способны верить, – вам тотчас скажут… что вы не артист, а литератор». Словом, эти люди, которых напрасно называют «театральными», которые любую тираду, какой бы прекрасной и глубокой она ни была, считают затянутой, похоже, думают, будто литературе доступны все сферы человеческой деятельности: мода, торговый флот, банковское дело, кроме одной-единственной: театра. Жироду отвечает на эту ересь тем, что утверждает в театре слово – хорошо написанный текст.
Другая ересь – говорить, что зрители имеют право все понимать. «Ходите лишь на то, что вам понятно», – твердят им вот уже полвека. «Сходите на „Тоску“: когда двенадцать карабинеров палят из мушкетов в ее любовника, у вас есть все шансы сообразить, что его расстреливают. Сходите на „Испорченный товар“ [217], и вы узнаете из пьесы, что накануне свадьбы лучше не прощаться с холостой жизнью в продажных объятиях… Какое счастье, что истинный зритель не понимает, а чувствует. Тот, кто в театре хочет понять, не понимает театра»… «Театр – не теорема, а зрелище; не лекция, а приворотное зелье… Вы находитесь в театре, там льется отрадный свет, там прекрасные пейзажи и воображаемые личности; любуйтесь этими пейзажами, цветами и лесами, наслаждайтесь театральными вершинами и склонами, все прочее – геология».
То, что между театром и церковным празднеством существует связь, – общеизвестная истина, бесспорная, как и большая часть общеизвестных истин. Первыми пьесами были религиозные драмы и мистерии. «Театр наиболее уместен на паперти». Зрители идут туда не для того, чтобы снова встретиться со своей повседневной жизнью, но «для того, чтобы услышать вдохновенные речи о своем предназначении. Кальдерон – это человечество, провозглашающее свое стремление к бессмертию; Корнель говорит о его чувстве собственного достоинства, Расин – о его слабости, Шекспир – о любви к жизни, Клодель – о греховном состоянии и спасении». Что же касается Жироду, то он открывает людям удивительные истины: «что живые должны жить, что живые должны умирать, что за летом следует осень, а зима сменяется весной… что человеку нужен покой, что человек жаждет крови, – словом, все то, чего они никогда не узнают», и все это произносит архангел, которого в театре называют Чтецом, и он – не кто иной, как автор.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: