Эмма Страуб - Здесь все взрослые [litres]

– Правильный выбор. Они в равиоли добавляют мой сыр. – Портер погрызла хлебную палочку.

Рэчел поглаживала живот в такт музыке из стереосистемы.

– Равиоло, – прочитала Рэчел. – Это равиоли, только огромное. Как-то странно звучит.

– Муж не объявлялся?

Рэчел закатила глаза.

– Объявлялся. Я хотела тебе послать эсэмэску, потом решила, какого черта тоску наводить? Стал названивать. Пишет длиннющие мейлы. Сначала зациклился на сексе, теперь зациклился на извинениях. На днях даже лично заявился.

– Куда?

– Ко мне домой. Как в эпизоде с Джулией Робертс в девяностые. Когда она учится плавать, чтобы спастись от назойливого муженька. Тот самый случай. Приперся. Понятно, что он знает, где меня найти, но ведь понятно и то, что я его послала, и он мне на фиг не нужен. – Рэчел тоже взяла хлебную палочку, с хрустом откусила кусочек коренными зубами. – Вкусно.

– Так вы поговорили?

За соседним столом ворковали влюбленные. Лет двадцать пять, сплели ладони посредине стола, и свечи им не помеха. Каким-то образом, подумала Портер, у них получилось то, что у нее и Рэчел явно не получилось.

– Нет, слава богу, меня дома не было. Он застал матушку, а это для него – нож острый. Даже когда мы еще ладили, он ее боялся как чумы. А теперь – сама понимаешь. Она ему выдала по полной программе – ясно, как такому вломит женщина, которая всю жизнь мечтала стать бабушкой. – Рэчел засмеялась. – Велела ему катиться колбасой. Вроде бы он даже рыдал. Будь я там, мне, наверное, стало бы неловко. А маме – ловко. Короче, жесть.

Портер кивнула.

– Может, передумаешь? Захочешь, чтобы он вернулся?

– Когда родится ребенок?

– Да, или позже. Я, понятное дело, на твоей стороне, но ты никогда не думала, что это у него, типа, временное помешательство? У мужиков такое бывает. Они этого по-настоящему боятся. «Этого» – в смысле, нас, когда мы в положении, да и потом. Растянутое влагалище, грудное молоко. И все такое прочее. – Портер положила руку на живот.

Рэчел задумалась.

– Может быть. Не знаю. Как подумаю, что в родильной палате со мной только мама – выть хочется. Он мне это устроил, а вопить от боли мне одной? От геморроя страдать одной? Кто мне скажет, что растяжки на пузе выглядят как картинка? Черт! Пусть пострадает! А так – ему приз, а страдания – мне. Мне просыпаться среди ночи, а не ему, козлу вонючему! Не знаю. Наверное, придется с ним замириться. Какой-никакой, а муж. Да, он – позорный козлина, но это мой козлина. А потом думаю, что же это, я хочу, чтобы он вернулся в наказание, а разве ребенок – наказание? Нет. Просто знаю, что одной будет трудно, нужна помощь, а я пока что разъярена, как львица. Говнюк! – Пара за соседним столиком оглянулась на нее. – Извини, – сказала Рэчел. – Гормон гуляет.

– У меня был секс с Джереми, – призналась Портер. Выпалила и тут же поморщилась. Подошел официант и спросил, хотят ли они чего-нибудь выпить, Рэчел только смерила его взглядом, и он ушел. – У нас с ним давно, потом была пауза, а сейчас снова. Не прямо сейчас. Но было. Извини! Я просто на нервах, не думай, что я рехнулась.

– Ты не шутишь?

Возможно, Портер поторопилась с откровением, она это поняла, глядя, как меняется лицо Рэчел: сначала удивление, потом гнев, а потом и боль. Ей хотелось рассказать Рэчел и о самом сексе – тут и смех, и грех, – и о ее нынешних фантазиях. Конечно, это фантазии, Портер понимала, да только как не помечтать? Джереми наконец разводится с Кристен, перебирается с Портер в новый дом и становится заботливым родителем, вместе с ней не спит по ночам. Время сейчас не самое подходящее, однако жизнь далека от совершенства. Джереми приспособится, почему нет? Ведь он всю жизнь заботится о маленьких существах! Такого не смутишь. И своих детей у него двое. Да он лучше любой повивальной бабки! Ничего подобного Портер вслух не говорила, а хотелось – посмотреть, как это прозвучит? Совсем полным бредом или просто информацией в колонке брачных объявлений? Трудно сказать.

– Нет, – ответила Портер. – Так вышло.

– Что значит «так вышло»? Попала под гипноз? Накачалась? Просто интересно. – Рэчел скрестила руки на столе, рот вытянулся в жесткую линию. Даже сигару из хлебной палочки отложила.

– Случайно встретились, пообедали, потом был секс. Старое не забывается, как велосипед, раз научился – на всю жизнь. Вроде того. Знаю, кажется, как-то с налету, но так вышло, а поскольку раньше оно бывало, мне и не показалось, что тут что-то из ряда вон. – Объяснение, конечно, так себе, ну уж какое получилось. На самом деле, когда Портер все это проговорила, привкус у истории оказался сомнительный, вроде тут крылся некий умысел – конечно же, он был. Она же представляла Джереми голым, когда они стояли около его клиники, языком провела по его верхней губе. Хотела сесть к нему в машину. Хотела, чтобы он ее куда-то отвез. Все она хотела, с первой и до последней минуты. – Раньше у нас все было по-серьезному. И долго. Да, пожалуй, и сейчас. Похоже, он – любовь всей моей жизни. Звучит по-дурацки и как-то слащаво, но, мне кажется, так оно и есть.

– Какая разница, слащаво или нет, Портер? Слащаво – не самое страшное! Мы беременны! А что меня незнакомые люди на улице называют «мамочка» – это не слащаво? Что мои родственники шлют мне детские распашонки с утятами? А вот что он женат, Портер, – уже не шутки. С детьми, так? И кто ты при этом получаешься? Та самая дама, чьим анусом интересовался мой муж. – Двое за соседним столом, как какие-нибудь миссионеры-мормоны, прямо съежились над своими чахлыми коктейлями и цыплятами, приправленными лимоном и чечевицей.

– Это не одно и то же, – возразила Портер, потому что такая версия ее не устраивала. – Они-то несчастливы. А он сначала был моим. – Тоже не сильно убедительный аргумент, но ей хотелось, чтобы он работал.

– Откуда тебе известно, что они несчастливы? Ты знаешь, что они женаты, есть семья, а он все равно занимается с тобой сексом – без обиды, но это не очень хороший признак. Ты собираешься стать матерью. И если я правильно помню, ты с ним такое уже проходила. – Фыркнув, Рэчел поднялась. Оттащила свой стул в сторону и выбралась из-за стола. – Чистый пипец. Извини, какой-то полный отстой. Между прочим, ты всегда была такая. Только времена королевы урожая давно прошли. Ты выросла.

Ресторан гудел. Уход Рэчел заметили лишь за соседним столиком, да и официант, когда вернулся.

– Одна? – спросил он, имея в виду лишь книжку с меню.

Портер кивнула.

– Одна.

Она посмотрела в меню. Что заказать – куриный суп, пасту с тефтелями? Ей нравятся блины в «Спиро». Рэчел не понимает, о чем говорит, ее муж с кем-то переспал, но это вовсе не значит, что у нее с Джереми не может все сложиться по-настоящему. Тоже мне, моралистка! Портер выросла! Выросла. Если кто и не вырос, так это Рэчел, если думает, что у всего в жизни есть свое уютное парковочное место. А Джереми возьмет и оставит жену – разве не может такое быть? Оставит жену – что за язык прошлого, пятидесятых годов, будто Джереми возьмет чемодан и больше в жизни ее не увидит. Это же Клэпхэм, двадцать первый век. Никто больше не оставляет своих детей, да и жен с мужьями. Люди поздравляют бывших с Рождеством и выкладывают фотки в Инстаграм. Сошлись, осознанно разошлись. Как принц Чарльз и Камилла – Диана была очаровательной красоткой, но в глубине души все знали: его женщина – Камилла. Портер не хотела быть Камиллой, не хотела, чтобы Кристен погибла в жуткой автомобильной катастрофе, однако, положа руку на сердце – разве подобный сценарий никогда не приходил ей в голову, где-нибудь под душем? Приходил. Она будет заботливой мачехой. Такое возможно. А кому не нравится – пусть идут в жопу.