Эмма Страуб - Здесь все взрослые [litres]

– Это моей подруги, – сказал Август. – Просто дала поносить.

– Ясно, – кивнула мама. – Тебе очень идет.

– Спасибо. – Август прикоснулся к деревянной стене, на которой не одно поколение детей писали свои имена и даты пребывания в лагере. Иногда в эту палату селили девочек, иногда мальчиков. Август потрогал выцарапанную надпись «Зоя».

– А кто Робин? – негромко поинтересовалась мама. – Тебя здесь так называют?

Август и не думал, что родители заметят.

– Да. Псевдоним такой.

– Хочешь, мы тоже будем тебя так называть? – Рут говорила шепотом. – Дома?

– Может быть, – сказал Август. – Может, не надо. Не уверен.

– Вы что там обсуждаете? – На уровне матраса появилось лицо Джона.

Он вжался носом в колено Августа, точно пес, который выпрашивает угощение. Весь народ собрался на лужайке, в ожидании концерта. «Вечнозеленые» собирались петь попурри из «Битлз», Сара будет аккомпанировать им на гитаре. Она уже показала Августу несколько аккордов. Август не спускал с нее глаз.

– Потом об этом поговорим, – предложила мама, пристально глядя на Августа. – Но, если хочешь, можем и сейчас.

– Давай лучше дома, – ответил Август.

– Идем, не хочу пропустить концерт! – Летний лагерь Джону нравился, здесь и взрослые могут прилично оторваться, поорать песни с детишками.

– Я тоже, – отозвался Август.

Рут спустилась по лесенке, родители стояли внизу и ждали свое чадо, как пожарники с батутом.

– Осторожно, – предупредила мама. – В платье труднее.

– Справится, – подбодрил Джон. – А если рухнешь, мы поймаем.

Август повернулся к ним спиной и начал спуск, ниже, ниже – и наконец нога уперлась в пол.

План был такой: Сесилия выпрыгивает из школьного автобуса, вскакивает в седло шикарного прогулочного велосипеда Астрид и катит к дому Эллиота, там он или Венди ждут ее у открытой двери, а от стен в прихожей отражаются бешеные вопли. Она входит, они выходят – и возвращаются в шесть часов. В промежутке она отвечает за то, чтобы Айдан и Захари остались в живых. За это она получает сто долларов, столько она никогда не получала от родителей за что бы то ни было, то есть, выгода налицо.

До переезда к Буле Сесилии в общем и целом довелось провести наедине с Эллиотом минуты три, если не меньше. Подкатив по полукруглой дорожке, в дверях она увидела его. Он двигался взад-вперед, точно огромный шарик для настольного тенниса.

– Привет! – Сесилия соскочила с седла и плавно остановила велик.

– Спасибо, что приехала, – сказал Эллиот, и в голове у Сесилии мелькнуло: вдруг он не помнит, как ее зовут?

Эллиот и Портер выглядели намного старше ее папы. Может, отца она просто лучше знает? Вряд ли дело в этом. Казалось, чем дальше, тем быстрее разница в годах между Эллиотом и Портер и их младшим братом приближала их к предыдущему поколению. Дядя выглядел старомодным, из тех, кто не в курсе, как работает интернет, не знает, что называть незнакомую женщину «дорогая» плохо. Наверное, все дело в том, что у нее никогда не было дедушки, а Эллиот в семье самый старший?

– Давай проведу быструю экскурсию. – Эллиот повернулся и ушел в дом, не успела она упереть в землю подножку велосипеда.

Из глубин дома доносились боевые кличи.

Эллиот, Венди и мальчишки жили в нескольких кварталах от Большого дома. Дом Були свой возраст показывал: скрип лестницы, старинная лепнина, массивные дверные ручки, которые не всегда слушались, ночные шорохи, будто чихает и кашляет простуженный старик. А дом Эллиота – Сесилия поняла это с первой секунды – не издает даже шепота. Прямо антипод Большого дома, его противоположность, хотя квадратные метры такие же. Стены темно-серые, диван бежевый. Нельзя сказать, что дом Астрид заставлен вещами, но он обитаемый: на стенах картины, в каждой комнате книги. А у Эллиота – пустота, если не считать огромные конструкции из «лего» на ковре, тоже, кстати, бурого цвета.

– Классно у вас, – похвалила Сесилия, и в ту же секунду в нее сзади врезался Захари.

Прямо не дом, а гостиница или декорация в мыльной опере. Каминную полку гигантских размеров украшали лишь свечи, и то не настоящие, а с кнопкой выключателя. Ее родители здорово бы посмеялись. Дома, построенные Эллиотом, они называли Макстриками – не бог весть какой комплимент.

– Ха-ха-ха, попа! – закричал Захари и тут же унесся в противоположном направлении.

– Здесь кухня, – показывал Эллиот. – Вон туалет. Их комната наверху, сами покажут. Там жуткий бардак, даже представить невозможно. Вот выход на задний двор, мой совет – вытолкни их туда, закрой дверь и гуляй с ними, сколько влезет. Он скрестил руки на груди. – Что еще? Не захотят есть обед, пусть едят все, что найдется в холодильнике, – это проблема Венди. Деньги на барной стойке, там же, если что, – номер моего телефона.

Тут мальчишки на полной скорости кинулись к двери во двор и врезались в стекло.

– Мы птицы! – объявил Захари.

– Мертвые птицы! – радостно добавил Айдан.

– Были такие проблемы, – пояснил Эллиот. – Окна большие, птицы не понимают, что это стекло. – Он нахмурился. – Насколько я знаю, никто из моих клиентов на это не жалуется, но кто знает? Может, просто не сказали. Все в порядке, управишься? Кстати, я куда-то свой мобильник засунул, если поищешь, будет здорово. Он где-то здесь, но я два часа провел с ними в заточении, а сейчас не могу найти. – Он еще раз похлопал себя по груди и карманам, вдруг телефон объявится, как по мановению волшебной палочки?

– Управлюсь! Ребята, пошли во двор! – позвала Сесилия, копируя интонации лагерной вожатой. Помахала Эллиоту рукой. – До скорого!

Двор был широкий и какой-то плоский, высокий деревянный забор окружал дом с трех сторон. Близнецы рванули мимо качелей в самый конец двора и принялись что-то строить из палочек. Сесилия пошла следом, однако остановилась и села на качели из шины. Откинув голову, стала смотреть на беспорядочно плывущие облака.

Эллиот во многом похож на папу. Вернее, так мог выглядеть папа, позови его кто-нибудь в телешоу, – одежда более облегающая, аккуратный, короткая стрижка, без бороды, солидные туфли. У них с братом даже голоса похожие, высоковатые, будто лижешь языком карамельку. Отец обожает петь, какой-нибудь соул из шестидесятых. Интересно, а Эллиот поет? Вряд ли, отец говорит, что Эллиот всегда был скованный, а такие, конечно же, не поют. (Это ей понятно, она сама стесняется петь на людях.) Семья – штука диковинная. Только представить: ее папа, Эллиот и Портер живут в одном доме. Каждый день вместе завтракают и обедают. Селятся, когда вся семья едет в отпуск, в одном гостиничном номере. Как видеоигра: помещают всех людей вместе и смотрят, кто из них выживет.