Александр Сегень - Эолова Арфа

— Салман, тебе какое имя нравится?

— Заур. Пусть я буду Заур Султанов.

— Чур тогда, я и на съемочной площадке тебя Зауром звать стану. Лады?

— Согласен.

Новоиспеченный Заур оказался талантлив не только как исполнитель кавказских танцев, но и как актер, с ходу ловил все, что от него требуется, и почти всегда исполнял безукоризненно. А то, что он еще и искрометно танцевал, добавило живительную струю в сценарий. Ньегес с удовольствием вписал несколько танцевальных сцен. Кстати, он привел на картину своего сорокалетнего сына Гошу, который от русского брака, замечательного театрального художника, и Незримов взял его в качестве художника-постановщика. В отличие от Платона Новака, Георгий Александрович Ньегес не отказался от фамилии отца, постоянно поддерживал с ним отношения, смирившись с тем, что его падре ушел от мадре к другой сеньоре.

— Что делать, если папа встретил женщину, предначертанную ему судьбой? — как-то произнес он в разговоре. — И он постоянно помогал нам деньгами. Поначалу сколько мог, а потом буквально заваливал. Нет, мой отец самый лучший.

В театре Гоша задыхался. Как в литературе Сорокин, так здесь Фокин главенствовал над умишками недалеких и доверчивых обывателей, не просто воскресив мейерхольдство, но доведя его до нижайших низот мерзости.

— Это вне моего понимания! — возмущался Гоша. — Самое страшное — почему его так обожает Путин? Что ни год, то премия или орден, да все с формулировочкой «за большой вклад в развитие отечественного театрального искусства». Если президент России с наслаждением смотрит балаган, в который Фокин превратил русскую сцену, это свидетельствует о его дурных эстетических вкусах, а если награждает, не посмотрев ни одного спектакля, так это просто беспринципность. Очень печально. Сталин бы такого Фокина давно уже прифокнул.

На роль Анатолия Драгина, бывшего снайпера, а теперь завхоза, физрука и военрука в детском доме, Незримов не представлял никого иного, как Женю Сидихина, опаленного войной в Афгане. Он тогда был нарасхват и, помимо незримовской, снимался еще в нескольких картинах, но бил себя в грудь растопыренной ладонью:

— Эол Федорович, вы у меня главный, для меня честь...

Драгин сидит в укрытии, сквозь снайперский прицел следит за небольшой площадью чеченского селения, переходя от одного боевика к другому. Выстрел — и один из боевиков падает. Снайпер перекатывается, оказывается в другом месте и уже оттуда выцеливает себе жертву. Кружок прицела движется, движется и оказывается вдруг во дворе детского дома, где ребята весело обстреливают снежками Айдамира. Анатолий проводит ладонью по лицу, он давно уже не в Чечне, а смотрит в окно с верхнего этажа на ребят, спускается по лестнице, входит во двор, становится между Айдамиром и остальными ребятами.

— Вы что его чухоните! — возмущенно рявкает на всех. — Он такой же, как вы.

— Он чурка! — говорит Славик.

— Ну и что? Он мой чурка, и я не дам его в обиду. И слово такое забудьте. Кто про другого скажет «чурка», тот сам чурка и есть. Понятно?

— Он чурбан и чечундра! — возражает еще один мальчик, Игорь.

— Это ты, Галактионов, чурбан и чечундра, понял?

— Вы, Анатолий Юрьевич, всего лишь завхоз, — нагло отвечает Галактионов. — Вроде бы мужик крепкий, не калека, а в детском доме завхозом работаете.

— Во-первых, я не только завхоз, но и преподаватель ряда предметов, в частности, физкультуры и военного дела. А во-вторых, я из вас, буратин деревянных, намерен людей сделать. Усёк, Игорек?

— А если он чеченец, почему по-чеченски ни слова не знает? — встревает Славик.

— Потому что он русский чеченец. И запомните, его зовут Айдамир, а не Чечундра. Иначе вам будет плохо.

Ни до, ни после «Общего языка» Женя Сидихин не сыграл в такой полноте проникновенности, его Драгин уверенной походкой зашагал в ряды самых лучших образов мирового кинематографа. И общение с ним — сплошная радость: веселый, легкий. Незримова уважал выше некуда:

— Эол Федорович, вы единственный из ныне живущих великий кинорежиссер. Мастодонт!

— То бишь вымирающий вид, — смеялся Незримов.

Поздно ночью при свете тусклой лампы Айдамир пишет в тетрадке: «Здравствуйте — хорошал, спасибо — ашхалла, меня зовут Айдамир — санан лазан Айдамир...»

В роскошной московской квартире два чеченца, Осман и Умар, разговаривают по-чеченски.

— За те деньги, что я им передал, они мне всего лишь сообщили, что Куликов поменял паспорт и живет под другой фамилией. Это чтобы мы искали не Куликова, а другого.

— А как его нынешняя фамилия?

— За это они требуют новую плату.

— Вот ненасытные русские!

— А может, пусть живет? Сколько можно швырять деньги на ветер!

— Нет, Осман, Куликова мы должны найти. Эта мразь не имеет права дышать воздухом и ходить по земле. Мы имеем. А он нет.

Весна, во дворе детдома лужи. Дети идут со двора в здание, несколько мальчиков заходят в раздевалку, переодеваются в спортивные трусы и футболки.

— Чечундра, — говорит Галактионов, — а что это Барклай де Толик взялся тебя защищать?

— Просто Анатолий Юрьевич справедливый и умный человек, — спокойно отвечает Айдамир. — А вы еще не доросли до него.

— Чечундра, а Чечундра, а скажи что-нибудь по-чеченски, — просит Славик.

— Могу, — неожиданно отвечает Айдамир. — Но если вы все поклянетесь не называть меня Чечундрой. Неужели трудно запомнить, что я Айдамир? Мозгов не хватает?

— Ого, как мы заговорили! — восхищается смелостью Айдамира Олег. — Ну что, пацаны? Не будем его больше Чечундрой называть?

Ребята призадумались.

— Айдамиром, что ли? — недоумевает Славик.

— Айдамиром, — кивает Айдамир.

— Да легко! — объявляет Олег. — Клянемся. Я лично клянусь. Кто не клянется, может отвалить пока что.

— А чё, я тоже клянусь, — говорит Игорь.

— Запросто, клянусь, — хихикает Славик.

Остальные присоединяются к клятве.

— Смотрите, клятва есть клятва, — предупреждает Айдамир.

— Хорош мозги парить, говори по-чеченски!

— Ну ладно, — вздохнув, подбоченивается Айдамир. — Хорошал, санан лазан Айдамир. Яс вашийн драг. Драгайш шьюга дикаа. Мила мина драгайш, яс ямо хелхалда кайш яс.

— Это что все значит? — спрашивает Олег.

— Здравствуйте, меня зовут Айдамир. Я ваш друг. Дружить — это хорошо. Кто будет со мной дружить, я научу его танцевать, как я.

— Ишь, чего захотел! — возмущается еще один мальчик, Сергей.

— Ну ты даешь, Чечундра! — смеется Славик.

— Слушай, Славик, ты клятву дал! — возмущается Айдамир. — Нет презреннее человека, который нарушает клятву. Стыдись, ведь ты русский человек.

— Я-то русский, а ты — чурка неотесанная! — восклицает Славик.

— Ты не русский, — спокойно отвечает Айдамир. — Русские такие же достойные люди, как чеченцы. Вот ты и есть чурка.