Александр Сегень - Эолова Арфа

— Ну и только.

— Не только. Тут я Сашу поддерживаю полностью.

Испанец поработал российским сценаристом и укатил обратно в свое королевство, но на восьмидесятилетие великого режиссера снова приехал.

Ох уж это летие! Самый разгар завершения работы над «Общим языком», а тут надо переключаться на всю эту юбилейную фанаберию, тратить деньги на пир во время чумы и время, которого неведомо сколько ему еще отпущено.

Благодарность от президента Российской Федерации за большой вклад в развитие отечественной кинематографии и орден «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени.

— Ну, спасибо, родной! И это при том, что какой-то мазурик Фокин уже третью степень получил, и Государственную премию чуть ли не каждый год ему на блюдечке, и Александринку на разорение отдали. Неужели наше правительство ходит на его похабные спектакли и смотрит их со слюнями умиления? Не могу себе представить Володю, взирающего на гнусный фокинский балаган с восторгом: «Ах, как глубоко копнул! Ах, какое, блин, новаторство!»

— Любимый, товарищ Канцер только и ждет, когда ты начнешь скрипеть зубами, что кто-то несправедливо вознесен, а ты получаешь незаслуженно мелкое вознаграждение.

— Товарищ Канцер? А кто это? Фу ты! Не сразу понял, о ком речь. Ну да, ты, как всегда, права, а я, старый дурак, по-прежнему живу шестьдесят шестым сонетом господина Шекспира.

— А ты фильм по нему сними.

— По чему именно?

— А вот прямо по шестьдесят шестому сонету.

— Надо подумать... А Ньегес справится со сценарием?

— Ньегес — бог сценария.

Получая из рук президента самую низшую степень ордена «За заслуги перед Отечеством», Незримов не вспылил, не воткнул шпильку про мазурика Фокина, но и в благодарностях не рассыпался, с достоинством принял награду и произнес не то с сарказмом, не то ради протокола:

— Большая честь.

Поначалу-то он и вовсе намеревался написать письмо: «Не хочу получать те же ордена, что и люди, являющиеся позором русской культуры», передумал и грозился: «Я скажу! Я так скажу, что о-го-го!» И счастью Марты Валерьевны не было предела, когда все обошлось двумя сухими словами.

— Спасибо, — сказала она, когда муж приземлился рядом с ней на стуле в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца.

— За что? — сурово спросил муж.

— Умничка, не устроил Вальпургиеву ночь. Что ты хотя бы ему сказал?

— Большая честь.

— Хороший мальчик. Кстати, как ни крути, а награда не маленькая.

— Даже у Васьки Ланового уже и четвертая, и третья степень, — продолжал бурчать награжденный. — Не говоря уж о всякой сволочи.

Очень несвоевременно навалились юбилейные торжества, а и они в конце концов миновали, работа над фильмом завершилась.

Премьера состоялась летом как раз того года, когда товарищ Канцер едва не утащил в свои страшные подземелья не Эола Незримова, а меня. Восстанавливаясь после тяжелой операции, я отправился смотреть новый фильм того, кого я не любил как человека, но весьма почитал как кинорежиссера. Не знаю почему, но «Общий язык» показался мне самым лучшим его фильмом. Я трижды ходил в кинотеатр, и всякий раз незримовский шедевр наполнял свежими силами, здоровье возвращалось в меня, выветривая из организма остатки недавнего присутствия товарища Канцера.

Бедная, глупая баба, усмехался я, читая очередную увесистую статью гражданки Люблянской: «...кровавый убийца чеченских детишек, женщин, стариков и гордых борцов за свою независимость возведен в чин героя. При виде того, кто пришел совершить справедливое возмездие, он откровенно наклал в штаны от страха смерти и трусливо лепечет что-то про “общий язык”, и хочется верить, что гордый сын Кавказа не захочет искать этот лживый общий язык, а спокойно совершит то, ради чего явился к извергу. Изрешетит его из своего оружия. Ибо Кавказ ни за какие подачки не должен простить России те чудовищные злодеяния, совершенные ею на протяжении многих столетий, включая недавнее прошлое. Востребовать наибольшую денежную компенсацию, а потом выйти всем кавказским братством из состава кровавой империи!»

Люблянская с самого начала нового столетия призывала весь мир расчленить Россию до полного измельчения, а нынешнего главу великого государства низвести до уровня президента удельной Московии, что, впрочем, не помешало ей получить из его же рук ордена Дружбы, Почета и даже Александра Невского — за многолетнюю плодотворную работу на благо развития отечественной культуры, о чем с гордостью сообщала Википедия.

Но, несмотря на сокрушительный разгром со стороны главной кинокритикессы, незримовский «Общий язык» продолжил победное шествие по зрительным залам все еще великой страны.

Глава восемнадцатая

Шальная пуля

Всем известно, что 4 июня 2012 года я наконец встретил свою любовь. Расставшись с предыдущими семьями и оказавшись без жилья, мы с Наташей некоторое время снимали квартиру в Переделкине, а потом Литфонд выделил нам двухкомнатное крошечное жилье во Внукове, где несколько десятков лет назад появились пять кирпичных коттеджей, по три квартиры на первом этаже, по три — на втором.

Счастливые, мы поселились здесь, по сути в лесу, на свежем воздухе, обвенчались, сыграли свадьбу, а через полтора года после знакомства родили ребенка, нашу Юляшу.

Гуляя по окрестностям, мы наслаждались природой, удивлялись, какие величественные попадаются дворцы, иные таковы, что Версаль отдыхает, и оставалось только гадать, какую бескрайнюю пользу России принесли обладатели этих вилл. Не то что мы, грешные. Здесь когда-то жили знаменитости — Орлова и Александров, Ильинский и Утёсов, Исаковский и Твардовский, Аросева и Абдулов, но их дачи по сравнению со многими палаццо отличались разумными размерами.

Над прудом, в некой особой недосягаемости, дремала дача кинорежиссера Эола Незримова, богатая, но тоже не дворец. Несколько раз мы встречали Василия Семеновича Ланового, с которым я однажды вместе летал в Чечню, когда там шла война, и однажды пригласили его к себе на шашлык, но у него накануне как раз скончался от сердечного приступа старший сын Сергей, и Лановой со вздохом сказал:

— У вас там наверняка будет шумная компания.

— Нет, только я с женой, — сказал я.

— Жена — это самая лучшая компания, — ответил Василий Семенович и зашагал дальше, горестный, неутешный.

Как раз накануне рождения нашей дочери выпал необычайно грибной год, конец сентября сошел с ума от опят, коих я приносил домой каждое утро по два полных ведра, варил и замораживал впрок на зиму. Не каждый знает, что осенний опенок по своим качествам стоит в одном ряду с белыми, подосиновиками и подберезовиками. А рецепт Наташиного знаменитого рассольника включает в себя непременно осенние опята.