Александр Сегень - Эолова Арфа

— Все в порядке, — с умным видом сказал он. — Сейчас все придут. Ведь смерти нет, а есть только Россия.

И впрямь, следующими из дома вышли Герасимов и Макарова с огромным букетом лилий, за ними следовали сияющий Вася Шукшин, Коля Рыбников с Аллой Ларионовой, Володя Высоцкий с гитарой, Вадик Захарченко и Лева Кулиджанов. Кто-то нес цветы, кто-то музыкальные инструменты. Левон Кочарян и Инна Крижевская явились с деревянной копией Ноева ковчега. Исаковский тащил под руку пьяноватого Твардовского. Бондарчук зачем-то приволок детский велосипед из «Сережи». Фаина Раневская шла под руку со Славой Баландиным, а Гена Баритонов — с Жанной Степняковой. Явился и старенький гений хирургии Шипов, драгоценный их Терентьич, а с ним под руку ступала Аня Самохина. Поток гостей не кончался.

Все они радостно поздравляли Арфу с золотой свадьбой и почему-то не спрашивали, где же Эол.

— Эол будет скоро, не волнуйтесь, с минуты на минуту, — с уверенностью говорила она, опережая их вопросы.

Батюшки, и Феллини со своей Джульеттой заявились! А этот лысый? Да это же Энтони Мингелла!

— Эол очень обрадуется, — сказала она ему так, чтобы не услышали другие. — Он считал вас гением и очень огорчался, когда вы, так сказать...

— Life is life, — скромно ответил Мингелла, пожимая плечами.

Гости продолжали и продолжали выходить из дома на сияющую изумрудную лужайку над прудом, и лужайка медленно расширялась, чтобы всем хватало пространства.

Где-то за прудом зазвенел звонок, как в кинотеатре. В сопровождении Лёни Филатова появился совершенно неожиданный гость — степенный владыка в летнем светло-сером подряснике, со скромным наперсным крестом. Смиренно благословил всех легким крестным знамением, и Леня усадил его в скрипучее плетеное кресло.

— Кривичи-радимичи! — прогремела в устах Меркурьева фраза Героя Советского Союза Дубова из фильма «Не ждали». — Гляньте! Ведь мы на экране!

И все с удивлением обнаружили, что над прудом вознеслись высокие и обширные границы экрана.

— А вместе делаем общее дело, — засмеялся Гоша Жжёнов, одетый гаишником из «Берегись автомобиля».

— Ребята, а фейерверки будут? — задорно спросила Нина Меньшикова, стоя под руку с мужем Стасиком Ростоцким, оба — сама элегантность.

— Безусловно, — отвечала Арфа своим несравненным голосом.

По ту сторону экрана смутно проглядывался зрительный зал, постепенно наполняющийся, звенел второй звонок.

— Я не опоздал? — озираясь, спросил появившийся Смоктуновский.

— Кеша! — воскликнул Пуговкин.

— Всякий раз мне удивительно смотреть на зрителей из зазеркалья, — произнес Тарковский.

— А я уже привык, — сказал Высоцкий. — Вон, кажется, и наш в первом ряду показался. Друг, оставь покурить!

— Нашел тоже мне курильщика, — проворчал Евстигнеев.

— Элем, Лариса! — крикнул Климову и Шепитько одиноко стоящий в отдалении Гайдай. — Скорее, уже третий звонок скоро!

— Да нет еще, куда торопишься? — осёк его Басов. И добавил: — Правды жизни не хватает.

— Данелии нет еще, где Данелия? — спросил Олег Янковский, явившийся в камзоле барона Мюнхгаузена.

— Здрасьте, забор покрасьте! — дружелюбно засмеялся Вася Шукшин. — Гия еще только в следующем году. Понимать надо, печки-лавочки!

— Василий Макарович, если бы вы знали, как он вас любил! — всплеснула руками Арфа.

— Отчего же любил, Марфуша? — обнял ее Шукшин. — Раньше любил, а нынче разлюбил?

— Ой, простите, конечно, конечно, — засмущалась она.

Народ продолжал прибывать. Слава Тихонов явился в мундире Штирлица, а в чем же еще? Миша Козаков, Таня Лаврова, Юра Богатырев, Тоня Шуранова, Нонна Мордюкова, Вика Федорова, Руфина Нифонтова, Саша Белявский, Ириша Радченко, Андрюша Миронов...

Все они не могли бы попасть на их золотую свадьбу — там, но зато во всей красе явились — тут.

— Кстати, Стасик Говорухин тоже на подходе, он во втором ряду, — сообщил Высоцкий. — Его послезавтра будем встречать.

— Ермаш-барабаш! — воскликнула Арфа, подбежала к Ермашу и от души поцеловала его в обе щеки. — Филипп Тимофеевич, как я рада, что вы тоже...

— Я твоего Ёлкина-Палкина уважаю, — засмущался Ермаш. — Мало того, с Юрой Гагариным договорился, он чуть попозже подлетит. Жалко, конечно, что Ёлфёдыч так и не снял о нем.

— А Весна Вулович? — спросила Арфа.

— Эх ты! Забыли про нее! — возмутился Женя Леонов, но тотчас разулыбался. — А вообще-то хорошо, что нашего полку сейчас еще прибудет.

— Ну, братцы-кролики, не ожидал я, что и меня сюда пригласят, — ликовал Юра Сегень, приобнимая жену Нину, которая млела и стеснялась в присутствии такого количества актеров и актрис, многих из которых она когда-то боготворила.

Зазвенел третий звонок, все заволновались, и тут появился Толик:

— Мама!

— Толичек! — воскликнула Арфа и бросилась его обнимать и целовать.

— Мама, прости меня за все, мамочка! — лепетал приемыш.

— Уже свет гаснет, — предупредил Слава Дворжецкий.

Арфа оглянулась и увидела, что все значительно попятились, выстроившись полукругом пред фасадом дома, Толик тоже отлетел от нее и присоединился к остальным. Вдруг под ней образовался плотно сбитый деревянный пол, как в испанских таблао, она увидела на ногах туфли, в которых снималась в «Индульто», и поняла, что наступил кульминационный момент, что она стоит в том же традиционном платье бата де кола, с оборками и воланами, сплошь в одном цвете, карминово-красном.

Она присела, широко расставив ноги, словно едет на очень широкой лошади, руки сцепила перед собой, создавая контур сердца, лицо повернула в профиль, придала ему выражение полной сосредоточенности на музыке и предстоящем танце.

В таком образе он и увидел ее, внезапно открыв глаза, когда электрическая искра новой жизни пробежала по всему его существу!

Он вспомнил, что они готовились к завтрашней золотой свадьбе, очень волновались, океан предпраздничной суеты поглотил их, и в какой-то неожиданный миг Эол Незримов в роли Эль Рохо запоздало услышал топот копыт быка, бегущего на него сзади, и то, что настигало почти всех снимавшихся в его фильмах, настигло и его самого — длинный и острый рог быка судьбы вонзился ему прямо под левую лопатку. Адская боль!

И он умер, но сквозь смерть слышал приглушенные звуки Эоловой Арфы, отдаленные отзвуки любимого и божественного голоса любимой женщины, они, эти отзвуки, держали его в невесомости, мешая рухнуть куда-то вниз, куда его мучительно тянула зловещая и холодная сила. И это продолжалось долго, казалось, вот-вот — и он все-таки рухнет...

Но живительный ток пробежал по нему, и Эол открыл глаза. Он обнаружил себя в зрительном зале, на первом ряду, в самом центре, а перед ним распахнулся гигантский экран, на котором сиял под солнцем берег пруда; на заднем плане, перед их дачным домом, выстроились люди, лица у всех до боли знакомые, но главное, что между ними и берегом пруда на изумрудной лужайке сверкала сцена, точь-в-точь такая, как в таблао Вийя Роза, и на сцене замерла она, любовь всей его жизни. Одетая как испанская байлаора, она застыла перед тем, как начать танец, в ожидании своего тореадора.