Александр Сегень - Эолова Арфа

Он захотел встать и идти к ней, но разве можно шагнуть из зрительного зала в экран?

— Эол! — кричали собравшиеся там, на экране. — Иди к нам! Иди к нам, Эол! Встань и ходи! Эо-о-ол! Иди к нам!

Вдруг через пруд к берегу пробежала красная ковровая дорожка и застыла, готовая принять его шаги. Но как же? Как же встать и идти? Мгновения бежали, а он все оставался неподвижным, одетый в темно-синий лондонский костюм, купленный нарочно для золотой свадьбы, и не мог понять, как сделать первое движение.

И тут что-то мелькнуло под ногами и побежало в сторону экрана. Шоколад! Ловкий котяра впрыгнул прямо в экран и, очутившись по ту сторону, побежал по красной ковровой дорожке, шмыгнул на берег и оглянулся. За спиной у Эола раздались смех и аплодисменты. И оказалось, что это так легко — просто встать и пойти. И он пошел прямо в экран, слыша за спиной у себя уже не рукоплескания, а целый шквал бурных оваций и крики:

— Браво, Эол! Слава тебе, маэстро! Иди туда, к ним!

Ноги его ступили на красную ковровую дорожку, и он увидел, что обуты они уже не в черные вечерние туфли, а в легкие сапатильяс, черные с бантиками, да и темно-синий лондонский костюм сменился трахе де лусес — костюмом огней, на нем чакетилья, расшитая серебром и золотом, украшенная драгоценными каменьями, на голове у него каракулевая монтера, а на боку — шпага.

Шквал оваций за спиной у него становился все тише, а приветственные крики впереди все громче:

— Браво, Эол! Ты сделал это! Оле, тореадор!

По красной ковровой дорожке он перешел с поверхности пруда на берег, Шоколад дождался его и теперь шел сзади хозяина. Не дойдя пяти шагов до сцены, Эол остановился, глядя на свою несравненную байлаору.

— Ола! — воскликнул Высоцкий и, схватив гитару, превратился в токаора, из его струн вырвались зажигательные ритмы фламенко.

И сразу еще несколько человек, обратившись токаорами, заиграли на гитарах, а целый десяток гостей их золотой свадьбы стали кантаорами, на все лады запели.

Байлаора вздрогнула, взмахнула руками и с медленным ускорением стала танцевать фламенко, все быстрее и быстрее, жарче и жарче, утонченная и прекрасная, каблучки стучали и цокали, юбки взлетали и опадали, в руках щелкали кастаньеты.

То была она — его Эолова Арфа!

Глава двадцатая

Кто это?

В то утро 12 июня 2018 года мы с Наташей предвкушали феерию. Наконец-то эти противные Эол и Марта пригласили нас к себе на большой праздник. Очень хотелось отказаться, но событие предстояло особое — их золотая свадьба! Так что побывать на ней хотелось больше, чем гордо отказаться: «Мы не сможем».

А главное — наш подарок, о котором они еще знать не знали. Книга. «Шальная пуля». Не стану рассказывать, каких усилий мне стоило добиться от издательства, чтобы к этому дню получить хотя бы сигнальные экземпляры. Обещали и весь тираж, пять тысяч экземпляров, но что-то у них пошло не так, и они с извинениями сказали, что тираж выйдет чуть позже.

Однако в трех сигнальных экземплярах, которые я привез домой накануне 12 июня, теплилась интрига. Тираж он бы просто раздарил всем гостям, а вот когда я доставлю ему только три штуки, кому он раздаст их? Никому? Оставит одну себе, а две подпишет? Или все три подарит с автографом? Тогда кто станет счастливчиками? Так что предстоял еще и такой конкурс.

Нарядились мы ярко и празднично. На мне сиял благородный кремовый костюм, в котором я пять лет назад женился на своей красавице. Наташа надела летнее воздушное платье ярко-малинового цвета. В нем она щеголяла, когда мы с ней ходили в Египте на представление «Эльф лейла уа лейла» — «Тысяча и одна ночь», и какой-то араб при входе, ловко говоривший по-русски, спросил меня, цокнув языком:

— Уважаемый, сколько верблюдов отдал за такую красавицу?

— Всех до единого, — ответил я ему с гордостью.

А Юляшу мы нарядили в платье для фламенко, купленное в Мадриде. В нем она с нами вместе ходила и плясала в том самом таблао Вийя Роза, воспетом Незримовым в его фильме «Индульто». Тогда оно ей, полуторагодовалой, было великовато, а теперь в самый раз.

Празднично разодетые, с огромным букетом роз «Пинк Флойд» и тремя сигнальными экземплярами «Шальной пули» мы отправились пешочком по улице Некрасова. Настроение — самое приподнятое, как у Гагарина, когда он воскликнул: «Поехали!» И надо же такому случиться, что когда мы проходили мимо дома любимой актрисы Эльдара Рязанова, она сама выехала из своих ворот и, злобно высунув на нас свой нос из окошка машины, презрительно фыркнула, что явно означало: такие расфуфыренные, а тащатся пешком. Она тотчас уехала, а я спросил Наташу, знающую все приметы, какие только есть и каких только нет:

— Если черная кошка, то понятно, а если крыса перебежала дорогу?

— К пропаже, — не моргнув глазом, ответила та, за которую я отдал всех своих верблюдов. — Причем к весьма крупной. Можно стать жертвой профессиональных мошенников.

Посмеявшись, мы дошли до поворота на улицу Лебедева-Кумача и пошли вниз, к двум прудам, на берег одного из коих, собственно говоря, и направлялись. И сразу увидели недоброе — толпу народа, полицию, полосатые ограждения.

— Ну Йо-о-ол-ты Федорович! — воскликнула прекраснейшая. — Что это может быть, Сашенька?

— Все, что хочешь, — недоумевал я, — хоть разрывная пуля, хоть шальная.

Подойдя ближе к скоплению людей и полиции, мы увидели Никиту Михалкова. С огромным букетом вишневых роз он давал интервью Первому каналу:

— Пропажу обнаружила домработница. Она утверждает, что в доме никого не было, но никаких следов насилия и всего такого. Ничего не пропало из драгоценностей. Я, как видите, приехал в урочный час их поздравить. Пятьдесят роз, по количеству прожитых ими вместе лет, плюс одна... Все это, конечно, странно. Неужели они пригласили огромное количество гостей, а сами умотали куда-то? Все их автомобили на месте. Может, такси вызвали, конечно?.. Собаки по двору скачут, полиции пришлось их временно усыпить. Вон Меньшов, вон Лановой, с женами. Они тоже в шоке, недоумевают, что могло произойти. Остальные будут подъезжать, а тут такое недоразумение. Собственно, это все, что я могу сказать.

Он повернулся и направился к своей машине. Я окликнул его:

— Никита Сергеевич! Они что, правда исчезли?

Михалков остановился, посмотрел на меня, пытаясь вспомнить, где мог меня видеть. Мы с ним пересекались часто, но мельком, довольно плотно пообщались после просмотра на «Мосфильме» фильма по моему сценарию, когда я подарил ему книгу. Но сейчас он явно не мог меня вспомнить.

— Вы думаете, Эол Федорович мог взять и уехать куда-то? — спросил я.

Он задумался, потом произнес:

— Эол Федорович? А кто это?

Я замер, ошарашенный, Никита Сергеевич сел в свою машину и уехал.